Семирамида
Шрифт:
ДИДРО. Весьма благодарен.
ГРИММ. Дорогой, милый Дидро! Перестаньте серьезно относиться к вашему пребыванию здесь. Мы им ни на что не нужны. То есть, извините, - нужны только для проектирования лампионов и покупки картин в Париже.
Но реформировать этих византийцев?
Жаль расходовать ваш великолепный интеллект!
Мы верим в логику Аристотеля, в математику д'Аламбера, физику Ньютона.
Они верят, что царь - это Бог, и что человек обязан страдать за свои грехи уже здесь, в этой юдоли слез. Да - и еще, -
Я боюсь давать им какие-либо советы.
В конце концов, с медведем можно флиртовать, но реформировать его?
ДИДРО. Итак, вы считаете, что европейский опыт не может пригодиться этой стране?
ГРИММ. Они примут лишь то, что захотят, и используют это совершенно иначе, чем мы склонны предполагать.
ДИДРО. Понимаю. И благодарю за откровенность. Ваши замечания весьма ценны.
ГРИММ. Только такой должна быть дружба между философами. (Подает руку Дидро и выходит.)
ДИДРО. Что я должен был ему ответить? Что императрица хочет счастья для своих подданных, а мой проект - это плод наших бесед, совместных решений, общих мечтаний? Я не мог ему в этом признаться! А может, мне следовало прямо заявить: "Ты - низкий, циничный, жеманный лакей, который пользуется своим выдающимся разумом для того, чтобы комментировать этот мир, но никогда не осмелится взять на себя риск его улучшать?
Я же - тот единственный человек, который в состоянии ей помочь, ибо она доверяет мне, а я ее понимаю. Понимаю и люблю."
Я мог так ответить, но не сделал этого. Сдержался.
Вбегает Дашкова.
ДАШКОВА. Друг мой! Милый, обожаемый маэстро!
ДИДРО. Княгиня...
ДАШКОВА. Пожалуйста, дайте мне руку!
Дидро подает руку, Дашкова ее целует.
Прошу вас всегда помнить - я вас боготворю! Пойдемте смотреть наши фейерверки!
Дашкова выбегает, сцену заливает свет как бы от серии залпов фейерверка.
ДИДРО. И я отправился вместе с остальными аплодировать именинным фейерверкам княгини Дашковой.
Сцена 10.
Входят - Екатерина, Дидро, Дашкова, Потемкин, Бестужев, Гримм. Доносятся последние залпы. Собравшиеся аплодируют императрице.
БЕСТУЖЕВ. Восхитительное зрелище, просто восхитительное. Я многое повидал, разные фейерверки, карусели, театры и иллюминации, - но это, княгиня, превзошло все ожидания. Музыка сфер. Великолепие этого празднества вызывало у меня слезы и радости, и воодушевления.
ПОТЕМКИН. И любви. Было видно, что огонь в каждой руке, - это пламя любви к государыне.
ДАШКОВА. Любви всего народа. Это чувствовалось. Такое не делается по приказу.
ГРИММ. Княгиня права. Такое не делается по приказу. Я видел тысячи лиц, светившихся счастьем.
ДИДРО. Быть любимой миллионами. Это ощущение должно быть прекрасно.
БЕСТУЖЕВ. Я безмерно рад, что успел до своей смерти пережить этот день. Умру счастливым.
ЕКАТЕРИНА. Ты, батюшка, всю жизнь
Изволь принять от меня в сей знаменательный день деревню Михайловку.
В ней немногим более тысячи душ, зато она расположена в живописных, весьма благодатных окрестностях Перми.
Сможешь поправить свое здоровье.
Пообещай, что проведешь там на отдыхе не менее, чем полгода.
БЕСТУЖЕВ. Благодарю, ваше императорское величество! Благодарю сердечно.
ЕКАТЕРИНА. А для тебя, княгиня, я ничего специально не приготовила, ведь я не знала, что ты так стараешься и по секрету устраиваешь столь чудное празднество. Потому просто прими бриллиантовое колье, которое нынче на мне. Пусть оно своим блеском напоминает тебе сегодняшнюю иллюминацию. (Снимает колье и надевает его на шею Дашковой.)
ДАШКОВА. Для меня, ваше величество, дороже всего то, что бриллианты были так близки к вашему сердцу.
ЕКАТЕРИНА. Вам, барон Гримм, я хочу в день моего рождения пожаловать одно из самых почетных у нас государственных отличий - орден Святого Владимира третьей степени с лентой.
ГРИММ. Я чрезвычайно польщен и поражен, ваше императорское величество, неожиданной наградой.
ЕКАТЕРИНА. Еще мне хотелось бы вознаградить человека, разуму которого и неустанным советам я обязана столь многим. Опасаюсь, правда, что княжеский титул и денежный дар вряд ли смогут достойно вознаградить его бескорыстную помощь и благородную преданность. И пусть этот человек, который весьма мне дорог, извинит столь долгое промедление с объявлением моей воли. Но ведь и терпеливость - тоже добродетель, заслуживающая поощрения. Григорий Александрович! Изволь принять титул князя и сей вексель. (Подает вексель на золотой тарелке.)
ПОТЕМКИН. Сто тысяч рублей! О, государыня! Позволь мне немедленно поцеловать твои стопы. (Бросается на пол.)
ЕКАТЕРИНА. Не дурачься, князь! Встань!
ПОТЕМКИН. Мне хочется заржать, Богом клянусь, я просто должен!
Ржет, некоторые из присутствующих смеются.
ЕКАТЕРИНА. Особый, специальный подарок я хочу вручить господину Дидро, мудрость которого была мне опорой все последние месяцы, а сам он с примерным мужеством переносил петербургские морозы! (К Потемкину.) Будь добр, князь, подай нашему философу шубу!
Потемкин надевает на Дидро богатую, несколько великоватую, меховую шубу.
ПОТЕМКИН. Теперь-то уж вы не замерзнете, господин Дидро! Апрель у нас нынче холодноват.
Некоторые из присутствующих смеются.
ДИДРО. Весьма благодарен.
ПОТЕМКИН. Государыня, друзья, не знаю как вы, а я бы закусил, да и выпил бы тоже. Есть великолепная стерлядь!
ЕКАТЕРИНА. Браво! Пойдемте ужинать! Только прошу тебя, Григорий Александрович, не пей слишком много.
ПОТЕМКИН. Я, государыня, никогда не пью слишком много!