Семизвездное небо
Шрифт:
– Я... по правде говоря, не знаю, что и сказать...
– Голос его дрожал.
– А что тебе надо говорить? Ответь: ты согласен быть директором?
– Уж об этом я не говорю...
– Айхан вдруг почувствовал, что разволновался. Стоит ли огорчать людей, сидящих в этой комнате, есть ли в этом необходимость?
– А о чем же ты хочешь сказать?
– Как член этого колхоза я возражаю против некоторых ваших предложений, председатель.
– Возражаешь?
– очень сдержанно переспросил Рамзи.
– Например, против чего ты возражаешь?
– Например,
– Он не мог закончить фразу. "На что тебе это нужно, глупец! Зачем ты выставляешь себя на посмешище? Какое тебе до всего дело?"
– Айхан амиоглу, говори, говори, не бойся.
– А я ничего и не боюсь. Не могу понять, откуда вы все это взяли? Новый памятник, парк культуры и отдыха. Дом-музей...
У Рамзи сдвинулись брови, на лице появилась усмешка.
– Ты хочешь сказать, что кто-то должен нам об этом напоминать? А наши собственные мысли, наша инициатива?
– У нас еще столько забот...
– Верно, забот у нас еще много, впереди предстоят большие дела, но и эта - одна из многих и особенно важных забот.
– Пока неясно, для кого и для чего это чрезвычайно важно.
– Он сказал это, но тут же раскаялся. В этом странном намеке не было ни малейшего смысла - его не поймут ни Шахназ, ни сам председатель. Но даже если бы и поняли, что бы он выиграл?
– Может быть, ты выскажешься яснее, Айхан амиоглу? Неужели на тебя так подействовал разговор о музее? Я же сказал, что мы не собираемся выкидывать тебя на улицу.
– Нет, меня беспокоит другое.
– Тогда что же?
Он сначала хотел ответить на этот вопрос себе, но это был очень смешной ответ: "Рамзи-муэллим, меня в данный момент больше беспокоит твой устремленный на Шахназ взгляд..." Но действительно ли это так? Нет! Была причина куда более важная. Сквозь услышанные на этом неожиданном собрании благие планы и благородные слова он пытался заглянуть вперед. Нет, его беспокоили не только взгляд, устремленный на Шахназ, и не только слова, сказанные ею вчера: "Об этом надо подумать". Его беспокоило совсем другое: председатель был намерен вступить в странное и смешное состязание с ним давно покинувшим этот мир Эльдаром Абасовым. Взобраться на этот пьедестал славы, ненужный самому Эльдару Абасову, и таким образом прославиться и завоевать почет!
А устремленные на него со всех сторон глаза ждали ответа.
– Меня беспокоит то, - заговорил он уверенно, - откуда в такой разгар колхозных работ вам пришла в голову мысль об увековечении славы Эльдара Абасова?
– Что это ты говоришь, Айхан!
– вместо председателя воскликнул Ашраф-киши.
– Колхозные дела - своим чередом, а уважение к героям - своим...
– Я очень тебе удивляюсь, Айхан-гага, - не сдержался Толстяк Насиб. Ты действительно очень странный человек, оказывается... Мы тебе новые штаты в сельсовете открываем, а ты...
Снова поднялся Рамзи.
– Айхан амиоглу, ты спрашиваешь, почему мы вспомнили об Эльдаре Абасове? Разве ты не живешь в этой стране? Разве не слышал о памятниках, что украшают ее села и города,
– И у нас тоже есть вполне достойный памятник, - Айхан показал в окно на сад Эльдара.
– Этот бюст, по-моему, самый прекрасный памятник в честь Эльдара Абасова.
– Произнеся эти слова, он вдруг увидел окаменевшее, взволнованное лицо Шахназ ощутил в груди горькую боль.
– Что это ты твердишь "наш", Айхан-гага, - бросил с места Насиб, - "у нас вполне достойный"? Ты ведь в Чеменли без году неделя...
– Почему ты позволяешь такое говорить, председатель?
– неожиданно резко вмешался в разговор Мардан.
– Надо думать, прежде чем что-либо произнести. Мы собрались сюда не для того, чтобы оскорблять людей.
– А что я сказал, Мардан-гага?
– растерялся Насиб.
– А ему можно оскорблять нашего героя-земляка?
– Успокойтесь, товарищи!
– Рамзи постучал карандашом по графину.
– По правде говоря, я не верю своим ушам, мне и в голову не могло прийти, что в Чеменли может найтись хоть один человек, который бы начал возражать против столь благородного предложения. Очень жаль...
Ашраф-киши сказал:
– Потерпи, председатель. Может быть, у Айхана есть свои доводы. Послушаем его до конца, посмотрим, что он скажет.
– Я все сказал, дядя Ашраф.
– Под таким делом ты первым должен был подписаться, Айхан.
– Я считаю, что нет никакой необходимости ставить новый памятник, который бы отбрасывал свою тень на Гылынджгая, как выразился председатель. И затраченные на него деньги были бы бессмысленной расточительностью.
Все замерли в изумлении. Айхан понимал, насколько тяжелым обвинением было это молчание, но отступать уже было некуда. Надо было идти только вперед, причем идти более смело.
– Я никак не пойму, Айхан-гардаш, - нарушила тишину Салима.
– Ты считаешь эти расходы ненужными?
– Пусть объяснит, в каком смысле ненужные?
– Мы тебя не понимаем, Айхан...
– Может быть, ты хотел сказать, что эти расходы несвоевременны, дядя Айхан?
– Мардан чуть не просил прощения за него у всех присутствующих, Может, ты хочешь сказать, что мы поспешили?
Айхан помолчал. Салима спросила с места:
– Мы все знаем, что Айхан не из тех людей, которые бросают слова на ветер. Дадим же ему возможность хорошенько пояснить свою мысль.
– Правильно... Пусть объяснит, в каком смысле эти траты напрасны, вставил Насиб.
Председатель, все еще пытаясь сохранить выдержку, спокойно спросил:
– Может быть, ты все-таки ответишь на эти вопросы?
– Разве я не ясно сказал? У нас есть дела поважнее нового памятника, парка культуры и отдыха, дома-музея. К тому же, разве все Чеменли не является парком?
– Но он чувствовал, что и эти его слова неубедительны.
– В каком уголке земли можно найти еще такой естественный, такой огромный парк! Ведь по всей стране создаются целые плодовые объединения, появились хозяйства, впятеро увеличившие урожайность. Разве нельзя это сделать в Чеменли?