Семья и как в ней уцелеть
Шрифт:
Джон.…делающие человека индивидуальностью — да? То есть про одного скажем «мрачный тип», про другого — «весельчак», про третьего — «мученика из себя строит».
Робин. Верно. И эти привычные эмоции будут проявляться и в осанке, и в выражении лица, во всех свойственных человеку жестах, позах. Возьмите угнетенного субъекта. Он будет сутулым и неуклюжим, движения его будут вялыми. Из-за того, что годами «носил» кислое выражение, у него появятся морщины, которые нам сразу все откроют. Или же весельчак: у этого с лица не сходит улыбка — откуда лучистые морщинки, кроме
Джон. Ну, этот взгляд мне еще как знаком — у меня такой, когда я подавлен, а часто я сознательно «делаю» его на сцене. Глаза чуть навыкате, мышцы на висках, на лбу и на скулах напряжены…
Робин. И у меня нередко глаза выпучены — замечали?
Джон. Ни разу. Неужели?
Робин. Смешно, но когда я участвовал в упражнении «Семья как система», то выбрал человека, а потом мы вместе другую пару выбрали… прежде чем хоть один из нас осознал, что все четверо таращим глаза.
Джон. Вы думаете, мы «приглянулись» друг другу, потому что своими глазищами высмотрели похожее у нас с Вами семейное прошлое?
Робин. Наверняка. И уж теперь глаза не станем закрывать на наше сходство.
Джон. А знаете, я сейчас припоминаю, что несколько лет назад обнаружил: меня привлекают девушки с большими глазами, хотя их чары, что удивительно, ослабели, как только я разобрался, в чем секрет. Да и у одного моего родственника были такие глаза… Но опять не понимаю: Вы говорите, будто индивидуальные особенности человека, или привычные эмоции, как Вы выражаетесь, помогут нам увидеть групповой портрет его семьи. Но каким образом? Какая тут связь?
Робин. Дело в том, что каждая семья по-своему обходится с эмоциями. В каждой одни считаются «хорошими», другие «плохими». «Хорошие» эмоции будут выражаться свободно, от «плохих» же все будут воздерживаться по мере сил. Или вообще эмоции в семье окажутся под запретом, а может, наоборот, будут совершенно неконтролируемыми. В результате у каждой семьи вырабатывается набор эмоциональных реакций, которым привыкают пользоваться все члены этой семьи.
Джон. Поэтому они все будут посылать одинаковые сигналы и все будут казаться похожими?
Робин. Да. Не только наследственность обеспечивает семейное сходство. Даже приемные дети становятся в некоторых отношениях схожи с принявшей их семьей.
Джон. А собаки на хозяев похожи тоже по этой причине?
Робин. Наверняка. К домашним любимцам в семье «семейное» отношение. Значит, в тех семьях, где ценится владение собой, будут послушные собаки, там же, где не держат себя в руках, нет сладу ни с детьми, ни с собаками.
Джон. Хорошо, делаем вывод: выражением лица, позами, телодвижениями мы «сигналим» о привычных нам эмоциональных реакциях, которые приняты в нашей семье. А люди из похожих семей «ловят» эти сигналы и отвечают на них.
Робин.
Джон. Так. Но все же я не понимаю кое-чего. Прежде Вы говорили, что участники упражнения часто выбирают тех, кто в одном с ними возрасте пережил одинаковые события, говорили об отсутствии отца в семье, о чьей-то смерти. И как все это увязать с последним выводом?
Робин. Давайте вывод из упражнения сформулируем иначе. Давайте скажем, что человек, испытавший трудности на одной ступени развития, потянется к другому, узнавшему те же трудности на той же ступени.
Джон. Вы новую и совершенно не связанную тему задаете!
Робин. Нет, связь очевидная. Поверьте мне пока на слово, потом сами увидите.
Джон. Ладно. Что там про… трудности на одной из ступеней развития?
Робин. Если человек пропустил какую-то ступень в своем развитии, то тот, к кому он потянется, другой человек с похожей семейной историей, вероятно, пропустил ту же ступень.
Джон. Ой, дальше и шагу не сделаю… Объясните же, что такое «ступень развития»! Тогда я, может, соображу, как ее пропускают.
Ступени развития
Робин. На жизнь можно смотреть как на ряд ступеней, которые нам надо преодолеть. И преодолевая каждую, мы чему-то учимся. Фактически, не усвоив науку одной, мы не перейдем успешно на следующую ступень.
Джон. И что же это за ступени — ранние, например?
Робин. Нам всем положено узнать неизменную, преданную любовь и заботу в детском возрасте. Обычно мать играет главную роль в этот период — когда мы совсем малы, разумеется.
Джон. И каков для нас урок?
Робин. Если мать не сумеет заботиться о нас как нужно, мы не научимся заботиться о других.
Джон. Неужели?
Робин. Да. Если мать не напитает нас добрыми, нежными чувствами, рядом с ближними мы будем неучами.
Джон. Ясно. Однако при чем тут слово «неуч»?
Робин. Известно, что наука часто усваивается неосознанно. Особенно в детском возрасте, когда обучение сводится в основном к копированию, к подражанию окружающим, и прежде всего — родителям. Поэтому, не покажи они нам примера, позже нам будет труднее даваться общение, будет труднее оценивать свой опыт.
Джон. Так. А следующая ступень?
Робин. Когда в нас пробуждается тяга к независимости, к свободе воли, рядом с родительской любовью необходим контроль. На этой ступени особо важен вклад отца.
Джон. И чему мы учимся благодаря отцу?
Робин. Самодисциплине. Без самодисциплины мы не сумеем принять власть как таковую. Нас будет возмущать любое ее проявление и даже — мысль о ее необходимости. Кроме того, попади мы сами в положение, требующее проявления власти, растеряемся. Мы «зависнем» между привычной нам мягкостью, нерешительностью и неожиданной необходимостью действовать жестко, чтобы на деле доказать, что сильны.