Семья Рэдли

Хейг Мэтт

Роуэн смотрит на часы. Десять минут первого, но мать непреклонна.

— Пожалуйста, принеси с улицы угля и разожги камин.

Хелен дожидается, когда сын уйдет исполнять ее просьбу, ей бы сейчас очень хотелось, чтобы уголь лежал подальше от дома — тогда бы она все успела. Она подходит к телефону, чтобы выяснить, с какого номера звонили. Она уже знает, что это был он. Номер, который называет холодный механический голос, ей не знаком, но она не сомневается, что, набрав

его, услышит голос Уилла.

В голове мечутся панические мысли, пока она набирает номер.

Берут трубку.

— Уилл?

Да, это он. Совершенно реальный голос, ничуть не изменившийся, молодой и древний одновременно.

— Мне этот сон снился пять тысяч раз…

В каком-то отношении это самый трудный момент за всю ночь. До сих пор она усиленно старалась забыть о его существовании, о том, каково это — говорить с ним, слушать его глубокий голос, пробуждающий в ней некую сокровенную жажду, рекой текущий прямо в душу.

— Не приезжай сюда, — поспешно шепчет она. — Уилл, это важно. Не приезжай сюда.

Роуэн уже, должно быть, набрал ведро угля и идет обратно к дому.

— Обычно события развиваются несколько иначе, — говорит Уилл. — В моем сне.

Хелен понимает, что должна во что бы то ни стало достучаться до него, должна остановить неизбежное.

— Ты тут не нужен. Мы все решили.

Он смеется, в трубке раздается потрескивание.

Хелен на грани обморока. Она смотрит на свою картину в коридоре. Это акварель с яблоней. Картина расплывается перед глазами, но Хелен пытается сосредоточиться на ней.

— У меня все отлично, Хел, спасибо. А у тебя? — Пауза. — Париж вспоминаешь?

— Лучше тебе держаться от нас подальше.

Вода в душе выключается. Клара, наверное, скоро выйдет. Слышится еще какой-то звук. Это задняя дверь. Роуэн.

И все тот же демонический голос в трубке:

— Раз уж об этом зашел разговор — я тоже по тебе скучал. Семнадцать лет одиночества — довольно долгий срок.

Хелен крепко зажмуривается. Уилл осознает свои способности. Он прекрасно понимает, что может потянуть за ниточку и размотать весь клубок.

— Пожалуйста, — говорит Хелен.

Он не отвечает.

Хелен открывает глаза и видит сына с ведром угля. Он смотрит на телефон, на мать, на ее лицо, на котором легко читаются мольба и страх.

— Это он, да? — интересуется Уилл.

— Мне пора идти, — говорит она и нажимает красную кнопку.

Роуэн глядит на нее подозрительно и в то же время смущенно. Хелен чувствует себя совсем беззащитной под этим взглядом.

— Иди, пожалуйста, разожги камин.

Это все, что она может вымолвить. Но сын еще несколько секунд стоит на месте, не двигаясь и ничего не говоря.

— Пожалуйста, — повторяет она.

Он кивает, словно что-то

понял, разворачивается и уходит.

Своего рода голод

Ночь пролетает с пугающей скоростью.

Питер возвращается домой.

Он сжигает свою и Кларину одежду в бушующем огне.

Они рассказывают Роуэну правду. Точнее, полуправду, но даже ее он не в состоянии переварить.

— Она убила Харпера? Ты убилаСтюарта Харпера? Своими зубами?

— Да, — отвечает Питер. — Так и было.

— Понимаю, все это кажется совершенно ненормальным, — добавляет Хелен.

Роуэн стонет, не веря своим ушам.

— Мам, ненормально — это еще слабо сказано.

— Понимаю. С этим непросто смириться.

В руках у Питера остались только брюки. Он сворачивает их в ком и бросает в камин, прижимая хлопчатобумажную ткань кочергой и следя, чтобы от них ничего не осталось. Это все равно что смотреть, как исчезает целая жизнь.

Тут и Клара решается заговорить, ее голос звучит тихо, но твердо.

— Что со мной случилось?

Родители поворачиваются к ней — она сидит в зеленом халатике, который они ей купили, когда ей было лет двенадцать-тринадцать, но который ей все еще впору. Сегодня Клара не похожа на себя. Чего-то не хватает, а что-то, наоборот, прибавилось. Да и не так уж она напугана, как можно было бы ожидать. Девочка опускает очки на кончик носа, потом поднимает обратно, словно проверяя свое зрение.

— Тебя спровоцировали, — успокаивающе поглаживая ее по коленке, объясняет Хелен. — Юноша тебя спровоцировал. Это вызвало определенную реакцию. Понимаешь, именно поэтому тебе и было плохо. Без мяса, я имею в виду. Видишь ли, эта болезнь, эта особенность… она у тебя от нас. Она передается по наследству и может проявляться как своего рода голод, с которым следует обходиться очень осторожно.

Питеру смешно это слышать.

Болезнь!

Особенность!

Своего рода голод!

Клара смотрит на мать в недоумении:

— Не понимаю.

— Видишь ли, это такое необычное биологическое…

Хватит, решает Питер. Глядя прямо в глаза дочери, он перебивает жену:

— Мы вампиры, Клара.

— Питер!

Но возмущенный шепот Хелен его уже не остановит, и он уверенно повторяет:

— Вампиры. Вот мы кто.

Он смотрит на обоих детей и замечает, что до Клары доходит лучше, чем до Роуэна. Это и неудивительно — в свете случившегося, возможно, правда ее даже утешит. Но Роуэна как по лицу ударили. Он совершенно ошарашен.