Семья Рэдли
Шрифт:
У Джереда звонит телефон. Он не отвечает. Звонок вообще едва доходит до его сознания. Он думает о Еве. О том, что само его присутствие здесь и этот разговор, возможно, ставят ее жизнь под угрозу. Страх обрушивается на него ледяным водопадом, пока он поднимается со скамьи. Сердце больно, суматошно колотится в груди, точно так же, как в ту ночь два года назад. Неуклюжей походкой он направляется к выходу, на свежий воздух, поначалу даже не замечая, что мобильник снова надрывается.
Уилл позволяет ему уйти. Через некоторое время он встает и подходит к унылому коричневому музыкальному
Люди оборачиваются на него, но никто не делает замечаний.
Музыка играет, а он лежит, думая, что теперь все встало на свои места.
«Лишь от меня зависит тон, каким она тебе ответит…»
В гробу он видал Манчестер.
Плевать ему на Изобель, на «Черный нарцисс», на Общество Шеридана и на все прочие тусовки кровопийц.
Он останется в Бишопторпе, с Хелен, и будет надеяться на второе солнечное затмение.
Тротуар
Джереда трясет при одной мысли о том, что, возможно, теперь из-за него все пойдет прахом.
Номер скрыт.
Он берет трубку.
— Джеред, это Элисон Гленни.
Он не ожидал когда-либо еще услышать этот голос. Последний раз, помнится, слышал в ее кабинете, когда она выносила ему окончательный приговор. «Я сочувствую вашему горю, но если вы не остановитесь, если раздуете публичный конфликт, то подвергнете риску сотни жизней». И ничуть ее не трогала злая ирония в такой постановке вопроса: ведь его жена погибла как раз из-за того, что об этом никому не былоизвестно. «Инспектор, у меня нет другого выбора, кроме как уволить вас ввиду душевного нездоровья и надежно изолировать вас от общества».
Потом — два месяца в психиатрической больнице, вдали от Евы, которая была вынуждена жить с его неизлечимо больной капризной матерью. А врачи, под завязку накачивавшие его транквилизаторами, получали уму непостижимые премии от государства, поощрявшего их усердный труд «на благо населения».
— Откуда у вас этот номер? — спрашивает он, догадываясь, что между появлением в деревне Уилла и этим телефонным звонком должна быть какая-то связь.
— Вы не изменили имя. Найти вас было не так сложно.
— Мне нечего скрывать. Я ничего плохого не сделал.
Элисон вздыхает.
— Не трудитесь огрызаться, Джеред. У меня хорошие новости. Хочу вам кое-что сказать. Насчет Уилла Рэдли.
Джеред молчит. Что она может сообщить ему такого, чего он еще не знает?
После долгой паузы она выкладывает свои новости:
— Теперь мы имеем право с ним разобраться.
— Что?
— Мы надавили на нужные рычаги. Общество Шеридана хочет от него избавиться не меньше, чем мы. В последнее время он вел себя чересчур опрометчиво.
Джеред приходит в ярость.
— Опрометчивее,чем когда убил жену инспектора криминальной полиции на университетском кампусе?
— Я просто
Джеред идет дальше по тротуару. Он оборачивается на оставшийся далеко позади паб, вывеска которого теперь кажется маленьким коричневым квадратиком, и вспоминает, что несколько минут назад сказал ему Уилл.
Только вот в чем штука: ни черта у тебя не выйдет.
— Да, — натянуто говорит Джеред в трубку. — Он здесь.
— Ага. Хорошо. И еще вопрос. Вы не знаете, в каких он отношениях с другими Рэдли? Есть какие-нибудь полезные сведения на этот счет? Хоть что-нибудь?
На ум ему тотчас приходит признание Уилла.
Она жена моего брата.
— Да. Кое-что есть.
Если кровь — это ответ, вы задаете неправильный вопрос.
О пиявках
Уилл вспоминает тот вечер, когда Питер впервые привел Хелен в их квартиру в Клэпхеме. До ее прихода он успел выслушать кучу инструкций. Вести себя исключительно прилично, ни в коем случае их не выдать и т. д.
Не шутить на тему Дракулы, не пялиться похотливо на ее шею, не заикаться без необходимости о вреде солнца или чеснока. Питер заявил, что к Хелен, своей сокурснице на медицинском факультете, он испытывает серьезные чувства и рассчитывает на нечто большее, чем банальное «укусил и выпил». По крайней мере пока что. Питер даже упомянул заветное слово на букву «о» — дескать, он подумывает о том, чтобы рассказать ей правду, всю правду целиком, и ничего, кроме правды, и (как он надеется) уговорить ее на добровольное обращение.
— Ты шутишь, — опешил Уилл.
— Вовсе нет. Кажется, я влюбился.
— Но обращать?Пити, это чересчур.
— Понимаю. Но я правда чувствую, что она — та самая.
— Zut alors. [14] To есть ты это всерьез?
— Угу.
Уилл медленно, с присвистом, выдохнул.
— Ну все, крышка тебе.
Для Уилла обращение всегда было умозрительной конструкцией. Он, конечно, знал, что такое физически возможно и что происходит это довольно часто, судя по тому, как быстро растет популяция вампиров, но как вообще можно хотетького-то обратить, оставалось для него полной тайной.
14
Ох ты черт (фр.).