Семя скошенных трав
Шрифт:
— Я помню, какой она рекламщик, — сказал я, начиная раздражаться. — И какие именно идейки она рекламировала. С видеоцитатами из Центрального Архива. Насчёт зверств коварного врага.
— Ну… — растерялся Юл. — Куда же ей было деваться? У неё ведь тоже работа… правительственный заказ.
— Фальсификации для правительства. Деза. Всю войну на истерию работала твоя Алиева. На ярость благородную. Прости, бесит.
— Отвечаю головой: она точно не занималась фальсификациями намеренно, — сказал Юл истово. — Она верила в то, что говорит. Война же. Кругом — целый океан противоречивой информации. Где правда, где
— Лучше уж Монике, — сказал я. — Правда, не знаю, чем она может помочь.
— Деньгами, — кратко пояснил Юл и набрал «Врачей во Вселенной» раньше, чем я успел как-то отреагировать.
Наша старая подруга Моника с готовностью ответила на вызов. Милая Моника… пушистая блондинка, кукольная мордашка начинает увядать: некогда нашим товарищам гоняться за модной юностью. Глаза усталые, а улыбка — как прожектор. Настоящая американская улыбка, стопроцентная, как на рекламе зубной пасты. Голливудская. Скрывающая усталость. Профессиональная маска.
Ей тоже приходится тайком от своих. У штатников, по слухам, всё ещё хуже.
— Боже мой! — затараторила она, освещая нашу рубку сиянием улыбки. — Джулиан, Алесь, привет, привет! Как дела, мальчики?! Надеюсь, у вас всё хорошо?
— Привет, — невольно улыбнулся и Юл. И у меня физиономия расплылась. — А твои дела? И где ты?
— О-кей! — с готовностью выдала Моника. — Я в штаб-квартире «Врачей», в Вашингтоне. Вернулась с нашей базы на Плутоне — вот буквально только что! Видите: умыться не успела!
Её улыбка продолжала сиять, но вокруг глаз яснее залегли морщинки, вокруг рта залегли морщинки — и голливудский свет уже не скрывал сорок лет, бессонные тревожные ночи, адскую работу и бесчисленное множество бед, в которых Моника и её друзья никак не могли помочь.
— Моника, милая, мы по делу, — сказал я. И рассказал. Так кратко и так чётко, как смог.
Она слушала, не гася улыбки. Человек поверхностный и не знакомый с ней мог бы подумать, что вся эта история совершенно легкомысленную американку не занимает. Но стоило мне замолчать, как Моника тут же выдала со скоростью пулемёта:
— Скажи, Алесь, дорогой, что нужно раньше всего и перво-наперво? Молочную смесь и витамины могу достать прямо сейчас, сию минуту — полторы тонны молочной смеси и двенадцать тысяч порций витаминов. Только не знаю, подойдут ли — я не ксенолог…
— Жаль тебя огорчать, но молочная смесь точно не подойдёт, — сказал я. — Шедми — не млекопитающие. У них в организме нет ферментов, позволяющих усваивать молоко, даже в самом раннем детстве. А вот витамины — это неплохо. Достать бы натурального рыбьего жира…
— Ах, это пустяки! — просияла Моника. — Я сейчас позвоню Ирэн, рыбий жир будет. Но Алесь, дорогой, я понимаю, что дело не в жире и не в витаминах, дело в деньгах, так? Нужны большие деньги, верно? Малюток надо устроить, нужна хорошая пища, медицинская помощь… Мальчики, я сделаю всё, что смогу. Я сейчас позвоню Рэю, потом я позвоню Олли, потом Франческе надо позвонить — и мы вместе обзвоним всех влиятельных людей, до которых дотянемся. По всему миру,
— Цены тебе нет! — восхитился Юл.
— Это ты хочешь сказать, что я — бесценное сокровище, или что я ничего не стою? — рассмеялась Моника. — О, ваши русские идиомы! Всё это пустяки. Мальчики, будьте всё время на связи. Как только мы получим первые средства, я тут же сообщу вам. Целую-целую!
Моника сбросила вызов. Я вздохнул.
— Ей, конечно, и вправду цены нет, — сказал я. — И пожертвования из американцев и канадцев она выбьет, это точно. Но если нам не отдадут детей, то всё потеряет смысл.
Юл затряс головой:
— Да ты не понял! Если у нас будут еда и лекарства, они не смогут нам сказать, что на детей нет средств! Отберём у них хоть один козырь, а? Плюс — Моника и её коллеги раззвонят по всему свету.
Я невольно усмехнулся:
— Ну, звучит-то неплохо…
— А Верка добьёт ситуацию, — уверенно заявил Юл. — Перетянет общественное мнение в нашу пользу. Ты её не знаешь, а я знаю.
И так же уверенно, как говорил, набрал личный код Алиевой.
Судя по всему, Вера спала или только что проснулась: без макияжа, с взлохмаченной чёлкой… Но в общем и целом она выглядела куда лучше Моники. Свежее. Её лицо, строгое и красивое, чуть скуластое, с длинными и узкими, как у лисы, тёмными глазами и азиатским крылатым взмахом бровей, без боевой раскраски видеожурналиста казалось неожиданно юным, как у девочки-подростка. Я вспомнил, что сотрудники ВИДа прозвали её «Дочерью Чингисхана».
И суровая Дочь Чингисхана неожиданно просияла.
— Ой, Юльчик! — я, знавший её только по видеосводкам, даже представить себе не мог, что она способна на такую интонацию. На искреннюю девчоночью радость. — Слушай, Юльчик, а я разыскивала тебя уже два дня! Как здорово, что ты нашёлся! А этнографы сказали, что ты опять улетел в ту дыру, где лагерь военнопленных… Но ты из космоса звонишь, да?
— Завтра буду на Земле, Верка, — сказал Юл. — А зачем я тебе?
— Я без тебя жить не могу, — рассмеялась Вера. — И ещё хочу на лазерное шоу в Москве вместе с тобой. Вся Земля ещё празднует, моя группа ВИДа освещает это светозарное событие… ты же можешь сопровождать меня на бал, а?
Я слушал и дивился. Её журналистский имидж потрясающе не соответствовал реальному поведению. Я слышал, что Алиева училась на историческом, что в истории она специализировалась на Эпохе Тоталитаризма, временем своей специализации, как многие увлечённые историки, тайно восхищалась, и её эрудиция во всем, что касалось этого времени, просто зашкаливала. Себя она, похоже, считала помесью Левитана и Эренбурга, только в юбке. Её лицо и голос ассоциировались у всего мира с нашими военными сводками. Говорили, что она не только сама писала сценарии для агитационных документалок, но и подала идею позывных Российской Федерации, от которых даже у такого не сентиментального типа, как я, по коже полз мороз. Говорили, что это фрагмент очень старой песни, из той самой эпохи, к которой Алиева неровно дышит. Сильный и скорбный, как колокольный звон, женский голос: «Я — Земля! Я своих провожаю питомцев, сыновей, дочерей…» И благословение, и напутствие, и мольба о возвращении.