Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
Антуан скрестил руки:
– Значит, вот какова цена всех твоих брошюр и докладов! Всех твоих красивых слов! С трибуны конгрессов - одно, а когда в опасности рассудок человека, даже рассудок родного сына, - все тут же забывается, лишь бы не было осложнений, лишь бы жить в покое, а там хоть трава не расти?
– Негодяй!
– закричал г-н Тибо. Он вскочил из-за стола.
– О, это должно было случиться! Я давно это подозревал. Некоторые твои слова за столом, твои книги, твои газеты... Равнодушие к церковным обрядам... Одно влечет за собой другое; пренебрежение основами
Антуан пожал плечами.
– Не стоит усложнять. Речь идет о малыше, дело не терпит. Обещай мне, отец, что Жак...
– Я запрещаю отныне упоминать при мне его имя! Теперь тебе наконец ясно?
Они смерили друг друга взглядом.
– Это твое последнее слово?
– Убирайся вон!
– Ну, отец, ты меня еще не знаешь, - пробормотал Антуан с вызывающим смехом.
– Клянусь тебе, что Жак вырвется с этой каторги! И ничто, ничто меня не остановит!
Сжав зубы, тучный человек с неожиданной яростью двинулся на сына.
– Убирайся вон!
Антуан распахнул дверь. На пороге он обернулся и глухо проговорил:
– Ничто! Даже если мне самому придется поднять новую кампанию в моих газетах!
На следующее утро Антуан, всю ночь не смыкавший глаз, ожидал в ризнице архиепископской церкви, когда аббат Векар отслужит мессу. Необходимо было ввести священника в курс дела и попросить вступиться. Другого выхода у Антуана не было.
Беседа тянулась долго. Аббат усадил молодого человека подле себя, словно для исповеди; слушал он сосредоточенно, отвалившись назад и склонив по привычке голову к левому плечу. Он ни разу не перебил Антуана. Его бесцветное лицо с длинным носом ничего не выражало, но время от времени он останавливал на Антуане мягкий и настойчивый взгляд, точно пытаясь вникнуть в скрытый смысл его слов. Хотя Антуана он навещал реже, чем остальных членов семьи, но всегда относился к нему с особенным уважением, - забавно, что в этом сказалось влияние г-на Тибо, тщеславию которого очень льстили успехи Антуана и который с удовольствием расточал ему похвалы.
Антуан не стал убеждать аббата с помощью ловко подобранных доводов; он подробно остановился на событиях дня, проведенного им в Круи и завершившегося ссорой с отцом; за ссору аббат не преминул его упрекнуть молча, одним многозначительным движением рук, которые он почти все время держал у груди; вяло поникшие, с округлыми запястьями, руки прелата внезапно, не меняя, однако, своего положения, словно бы оживились, будто природа сохранила за ними ту способность к выражению чувств, в которой было отказано прелатовой физиономии.
– Судьба Жака теперь в ваших руках, - заключил Антуан.
– Лишь вы один в силах заставить отца прислушаться к голосу рассудка.
Аббат не отвечал. Взгляд, обращенный на Антуана, был исполнен такого уныния и так рассеян, что молодой человек опешил. Он ощутил вдруг свое бессилие, вдруг осознал, с какими неимоверными трудностями сопряжено то, что он решил предпринять.
– А потом?
– мягко спросил
– Что потом?
– Допустим, ваш отец согласится взять сына в Париж; что он будет делать потом?
Антуан смутился. У него был свой план, но он не знал, как его изложить, настолько маловероятным казалось ему теперь, чтобы священник мог согласиться с самой сутью этого плана, - покинуть отцовскую квартиру, переехать вдвоем с Жаком на первый этаж, почти совсем изъять мальчика из-под власти отца, взять на себя одного руководство воспитанием, контроль над занятиями и надзор за поведением младшего брата. На сей раз священник не мог удержаться от улыбки, но в ней не было никакой иронии.
– Вы хотите взвалить на себя весьма трудную задачу, мой друг.
– Ах, - пылко отозвался Антуан, - я абсолютно уверен, что малыш нуждается в очень большой свободе! Он не сможет развиваться в атмосфере принуждения! Смейтесь надо мной, но я по-прежнему убежден, что если бы им занимался я один.
В ответ священник снова покачал головой и посмотрел на него тем пристальным и проникновенным взглядом, который идет откуда-то издалека и пронизывает вас насквозь; Антуан ушел в полном отчаянии: после яростного отказа отца небрежный прием, оказанный ему аббатом, не оставлял уже никакой надежды. Как бы он удивился, если бы узнал, что аббат решил в тот же день наведаться к г-ну Тибо!
Но аббату не пришлось себя утруждать.
Когда он вернулся домой - он жил вдвоем со своей сестрою неподалеку от архиепископской церкви, - чтобы, как всегда после утренней мессы, выпить чашку холодного молока, он увидел в столовой дожидавшегося его г-на Тибо. Еще не остывший от гнева, толстяк сидел, развалившись на стуле и упираясь руками в бедра. При виде аббата он встал.
– А, вот и вы, - проворчал он.
– Мой приход вас удивляет?
– Меньше, чем вы думаете, - откликнулся аббат.
Временами мимолетная улыбка и лукавый блеск глаз озаряли его спокойное лицо.
– У меня исправная полиция: я в курсе всего. Разрешите?
– добавил он, подходя к столу, где стояла чашка молока.
– В курсе? Значит, вы уже виделись с...
Аббат мелкими глотками пил молоко.
– О состоянии здоровья Астье я узнал вчера утром от герцогини. Но лишь к вечеру мне сообщили, что ваш соперник снял свою кандидатуру.
– О состоянии здоровья Астье? Разве он... Ничего не понимаю. Мне абсолютно ничего не известно.
– Неужели?
– сказал аббат.
– Значит, на мою долю выпало удовольствие первым сообщить вам эту приятную новость?
Он помолчал.
– Ну так вот: со стариком Астье четвертый удар; на этот раз бедняга не выживет. Тогда декан, не будь дурак, снял свою кандидатуру, и вы остались единственным кандидатом в Академию моральных наук.
– Декан... снял кандидатуру?
– пролепетал г-н Тибо.
– Но почему?
– Потому что он сообразил, что декану филологического факультета больше подобает заседать в Академии надписей, и предпочел подождать несколько недель и получить кресло, которое никто у него не сможет отнять, чем рисковать, тягаясь с вами!