Семья в законе

Колычев Владимир Григорьевич

– А чего тут определяться? – фыркнул Слава. – Один имеет город в хвост, другой – в гриву. И ничего, летит себе вертолет и не падает. А потому что Бурбон и Паук умеют договариваться. Потому я и спрашиваю, кто охраняет рынки? Фирма «Гарант» охраняет, и Бурбон конкретно Пауку за крышу отстегивает. И с ворами у них все на мази, если тебе это, конечно, интересно.

– Все-то ты знаешь? – усмехнулся Никифоров. – Может, сам когда-то с Пауком зажигал, а, Слава?

Разумеется, он в свое время наводил справки о своем гражданском зяте, но ничего криминального

за ним не нашел. Не судим, приводов не имел, в криминальных сводках не значился. Но это вовсе не значило, что с ним все чисто. Есть же преступники, о которых ничего неизвестно.

– Может, и зажигал. Но не с Пауком. Хобот был, его потом Паук сожрал, еще в девяносто седьмом. Но я там так, по мелочи был, мокрого за мной ничего не числится, на разборы ездили, вот и все дела... Но на деньги немного поднялся, вот бизнес раскрутил, четыре магазина... Блин, уже три.

– А чего три? Ты же крутой, вспомни молодость, поставь Бурбона на понятия.

– Э-эх, Павел Михайлович, издеваешься! – укоризненно покачал головой Слава. – Я тебе душу, так сказать, открыл, а ты ежа мне кидаешь! Расклады, как на духу, дал, а ты?

– Ну, извини, если обидел.

– Да я никогда не обижаюсь. Разозлиться могу, а обидеться – нет, не в моих это правилах. Не надо было мне душу открывать...

– Ты мне лучше скажи, почему ты ее открыл? Страшно стало, потому и открыл... Я так понимаю, помочь тебе никто не сможет. Нет у тебя силы, чтобы тягаться с Бурбоном.

– Что правда, то правда. Но то Бурбон, а то ты. Вот пошлю тебя сейчас куда подальше, чтоб не подкалывал.

– Так пошли, в чем проблема?

– Ну да, а кто меня потом в курсе будет держать? Ты же Блинковым занялся, а меня это дело конкретно интересует. Как бы самому потерпевшим не стать, да?

– Но ты же уже позвонил этим, которые к тебе приходили. Чего тогда переживаешь?

– Да, позвонил. Только они сказали мне, что подумают. Место, говорят, здесь неспокойное, людей убивают. Знают, что Блинкова завалили. Знают! Сами к этому руку приложили, а теперь еще и воду мутят. Район неспокойный... Знаешь, почему они так сказали? А поняли, что я на измену сел. Ну, то есть испугался... Чего теперь со мной церемониться? Дадут бросовую цену, попробуй, потом откажись. А ведь дадут...

– А ты им говорил, почему сдаешься? Про убийство Блинкова говорил?

– Нет. Но ведь они в курсе. Сами про него сказали. Они, они за этим делом стоят, можешь не сомневаться...

– А кто они, эти люди? Они же как-то представлялись?

– Да нет, не представлялись. Просто сказали, что интерес имеют... А если бы представились, я бы тебе, Павел Михайлович, не сказал, – откровенно признался Слава. – Мне Блинков другом не был, я за него подписываться не стану. Что знал, то сказал, а больше от меня ничего не жди. Мне, сам должен понимать, жизнь дорога. Да и о Машке подумай. Если вдруг что, то и ей может достаться...

– Логично, – кивнул Павел. – Поэтому я и не буду впутывать тебя в это дело. Но за информацию спасибо...

Насколько он понимал, Слава Щекин

владел своим магазином на правах собственности, Блинков же арендовал торговую площадь. Поэтому Бурбон с него и начал. Если это, конечно, Бурбон и его семья... Он заказал Блинкова или нет, но в любом случае в этом убийстве просматривалась четкая логика. Арендатор погиб, и нет никакого смысла договариваться с его женой, которая особых прав на торговую площадь не имела. Вопрос будет решаться через мэрию, а если у Бурбона там связи, то это право перейдет к нему. А заодно мафия запугала Славу, который морально уже готов уступить свой магазин по бросовой цене.

Слава мог бы побороться за свое право на место у печки, но Павел не хотел, чтобы он сопротивлялся. И все из-за дочери. Не хотел он, чтобы Маша пострадала...

Павел представил, как Слава и Маша идут по городу, и вдруг перед ними останавливается машина. Из нее выходит тот самый киллер, который убил Блинкова. Это нервный человек, суетливый, ему нужен только Щекин, но в суматохе он может выстрелить и в Машу. А еще он может в это время потерять очки или у него отклеится борода. Маша станет еще и опасным свидетелем. Тогда ее точно уберут...

Слава собирался отказаться от магазина. Но вдруг он передумает? Вдруг Бурбон приговорит и его, а вместе с ним и Машу? Нет, не стоит полагаться на Щекина, на его добрую, затравленную волю. Надо найти заказчика, вырвать ядовитый зуб.

Никифоров отправился в универсам, нашел там главного администратора – холеного розовощекого толстячка, но тот от комментариев отказался. Сказал, что Блинкову действительно предлагали освободить место, но кто это сделал, когда и зачем – все это было скрыто за пугливым «не знаю».

Глава 5

Легкий ветерок что-то ласково нашептывал плакучей иве, склонившейся над водой; может, утешал ее, чтобы не лила она горькие слезы. Серовато-бурая утка с белыми пестринками важно плыла вдоль камышовых зарослей, не глядя на выводок из четырех утят, следующий за ней в фарватере. На лодку пернатые не обращали внимания, видимо, привыкли, что люди не трогают их, не обижают. Зато лягушку, греющуюся на камне, встревожил шлепок, с которым Павел опустил в воду весло; высоко подпрыгнув, она с бульканьем исчезла под широким листом кувшинки.

– Никифоров, тебе что, заняться нечем? – Ульяна смотрела на Павла с упреком, но весело.

Ей нравилось плыть с ним в лодке, греться на солнышке, любоваться живописным островком посреди пруда. Только что она сидела за бумагами в своем кабинете, и вдруг такая метаморфоза: парк, лодка, кавалер на веслах, холодное пиво, две пластиковые тарелки с шашлыком... Она уже сняла китель, оставшись в рубашке с погонами.

Здание прокуратуры примыкало к городскому парку. Павел позвонил Ульяне и, не спрашивая у нее согласия, назначил ей встречу в летнем кафе. Он прибыл туда первым, сделал и даже получил заказ, но Цветкова все не появлялась. А он сидел в одиночестве и смотрел на пруд, по которому плавали лодки...