Семья Звонаревых
Шрифт:
Пока Блохин и Зуев ходили на станцию, Борейко и Звонарёв побывали у командира бригады полковника Кочаровского. Штаб бригады помещался неподалёку от квартиры Борейко, в здании женской прогимназии.
Выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и резкими чертами волевого лица, полковник был, по выражению Борейко, «недурственным командиром». На эфесе его шашки висел Георгиевский темляк за бои в Маньчжурии. По натуре Кочаровский был резок, даже грубоват, но прямолинеен, не признавал никаких полумер или неопределённых мнений. За это его недолюбливало начальство, и он медленно
В гвардии служил его сын, отличавшийся необыкновенно высоким ростом: больше сажени. В этом отношении сам царь считал его «эталоном» гвардейца. Даже в Преображенском полку редко появлялись солдаты, которые могли бы потягаться с Кочаровским-сыном в росте. Благодаря сыну при дворе был известен и отец, но полковник, ненавидевший карьеристов, старался держаться подальше от высшего света и никак не использовал славу сына.
Полковник любезно принял Сергея Владимировича и прежде всего справился, кто его направил в бригаду и на какую должность. Ознакомившись с предписанием начальника Главного артиллерийского управления, гласившим, что инженер Звонарёв откомандировывается с завода в распоряжение командира первой тяжёлой артиллерийской бригады, Кочаровский потребовал аттестаты на все виды довольствия. У Звонарёва был лишь денежный аттестат, так как никакого другого довольствия он не получал с завода.
Полковник поморщился.
— Право, не знаю, как мне поступить. Воинский начальник должен был снабдить Вас всеми документами. Да и зачисление в часть производится только высочайшим приказом.
— Сейчас война, господин полковник, — напомнил Борейко. — По-моему, формальности мирного времени теперь не играют существенной роли. А инженер Звонарёв нужен нам до зарезу. При нашей сложной технике никак не обойтись без специалиста.
— Что верно, то верно! — согласился Кочаровский. — Переговорю с местным воинским начальником. Возможно, он выдаст необходимые документы.
Перед тем, как отпустить Звонарёва, он неожиданно справился:
— А как Ваши политические взгляды, господин прапорщик? Не принадлежите ли Вы к сословию вольнодумцев? А то сейчас это поветрие очень распространенно. — И, не дожидаясь ответа, строго заметил: — Должен предупредить, что я в своей бригаде держу людей только преданных престолу и отечеству. Да-с! Иных не терплю и не уважаю. Прошу это учесть и запомнить. А сейчас — имею честь.
Полковник сдержанно пожал руку Звонарёву и Борейко, и те, откозыряв, вышли.
По дороге в свой дивизион они встретили поджидающего их Блохина. По довольной, улыбающейся физиономии солдата Борейко и Звонарёв поняли, что с саквояжем всё благополучно.
Во время обеда Борейко представил офицерам Звонарёва, как нового сослуживца. В столовой офицерского собрания было тесно, шумно. Большинство офицеров, призванных из запаса, имели самый штатский вид. Кадровые офицеры выделялись подтянутостью, хорошей выправкой. Они снисходительно разговаривали с офицерами-запасниками. Звонарёв выгодно отличался от последних, хотя и пробыл в запасе десять лет: сказывалась работа на военном заводе.
Старший офицер батареи, которой командовал Борейко, поручик Трофимов, пышноусый щеголеватый блондин, знакомясь с Сергеем
— Никогда бы не поверил, что Вы из запаса. Сразу чувствуется боевой офицер-портартурец.
Видимо, Трофимов пользовался авторитетом в офицерской среде. После этих слов Звонарёв ловил на себе удивлённые взгляды не только запасников, но и кадровых офицеров.
Ночью Борейко срочно вызвали в штаб бригады. Вместе с ним поднялся и Звонарёв.
— Что бы это значило? — спросил он, глядя на спешно одевающегося Борейко. — Полковник, по всей видимости, не тот человек, что любит по-пустому тревожить людей. Верно, что-то серьёзное?
— Вестимо, серьёзное — война, братец мой! Выступаем. Что же ещё…
Окна прогимназии были освещены, и ещё издалека Борейко увидел собравшихся у входа офицеров. Кочаровский, в походной форме, подтянутый и строгий, объявил приказ о выступлении в поход.
— С утра начнём грузиться в эшелоны. Прошу подготовить всё к пяти часам.
На вопрос, куда направляют бригаду, полковник ответил:
— Это строго секретно, и даже я ничего не знаю. Куда прикажут, туда и поедём.
11
После объявления войны Германией началась общая мобилизация огромной страны. Сразу сказалась техническая отсталость царской империи. Пропускная способность железных дорог была недостаточна для перевозки армии к западным границам государства. А потерпевшие в первых же сражениях крупные поражения французы требовали немедленной помощи — вторжения в Восточную Пруссию для отвлечения части немецкой армии с запада на восток.
В стране шла уборка обильного урожая, поэтому отрывать крестьян от полевых работ было особенно трудно.
Криками горя и отчаяния, горькими бабьими слезами по уходящему кормильцу откликнулась многомиллионная нищая крестьянская масса на указ об общей мобилизации. В городах, прежде всего по фабрикам и заводам, прокатились волнения. Призывные пункты, вокзалы и железнодорожные станции, поезда — всё было набито угрюмыми, озлобленными людьми, оторванными от своих жён и детей и брошенными навстречу лихой судьбе. Не хватало обмундирования, оружия, не были ещё готовы санитарные и тыловые части, а уже был отдан приказ русским войскам перейти границу Восточной Пруссии. Русский мужик должен был и на этот раз по воле царя-батюшки, самодержца всея Руси, спасать союзников ценой своей крови и жизни.
Батарея Борейко, погрузившись в эшелон, медленно продвигалась к линии фронта. Ни просьбы, ни крики и ругань не действовали на ошалевших от бессменной работы и бессонницы комендантов станций. Долгими часами простаивала батарея на небольших полустанках.
Борейко со Звонарёвым требовали срочной отправки эшелона, угрожая телеграммой в Ставку верховного главнокомандующего. Но это мало пугало коменданта…
— Поймите, это зависит не от меня. Все пути к фронту забиты воинскими эшелонами, а происходит подобное безобразие оттого, что сами воинские части разгружаются недопустимо медленно и задерживают подход следующих за ними составов. Все графики нарушены, и теперь поезда идут, как только представляется возможность их продвинуть вперёд.