Семья Звонаревых
Шрифт:
— В своей батарее я это обязательно проведу, — горячо присоединился Кремнёв.
— Устроим, значит, общими силами полка и артиллеристов вокально-музыкально-танцевальный вечер, — согласился Хоменко.
— Я Вас, Михаил Игнатьевич, приглашаю станцевать со мной гопака, обернулась Варя к Хоменко.
— Дуже старый я для цьего дила, моя кохана! Вы б узяли себе в пару моего сынка, — указал полковник на Кремнёва.
— Его ждёт не дождётся Таня Ветрова, да и стара я для него. Тряхнем, что ли, с Вами стариной, Боря? — обратилась
— Разве Вы давно знакомы? — удивился Хоменко.
— С времён обороны Порт-Артура. Я его ещё девчонкой перевязывала, этого лихого вояку. Да и не раз мы вместе отплясывали гопака на Залитерной батарее и Электрическом Утёсе в минуты затишья.
— Сколько же Вам лет, доню моя?
— Много, Михаил Игнатьевич, скоро тридцать стукнет, — вздохнула Звонарёва.
— Больше двадцати пяти не дал бы я Вам.
У домика лесника офицеры распрощались.
Из палатки, расположенной рядом со сторожкой, вышел Сологубенко. Прищурив глаза, он смотрел на залитый солнцем лес, на белоствольные, с трепещущими нежными листьями берёзы.
— Варвара Васильевна, разрешите по старой дружбе нарисовать Вас здесь, прямо в лесу. Вы — живое воплощение женской красоты. В моём воображении Вы сливаетесь с извечной красотой природы, — сказал художник, широким жестом руки показывая вокруг.
— Терпеть не могу позировать. Уж очень это скучно. Рисуйте лучше моего муженька, он может сидеть на одном месте хоть целый день.
— Садитесь, Сергей Владимирович, сделаю набросок с Вас, — предложил Сологубенко и вынес с палатки складное кресло.
Звонарёв молча повиновался, поудобнее уселся в кресло.
— Сиди смирно и сделай весёлое лицо, а то ты совсем сонный. Ну, улыбнись, Сережёнька! — как ребёнка, уговаривала мужа Звонарёва.
Сеанс продолжался около получаса, и всё это время Варя теребила мужа, который меланхолически отбивался от своей неугомонной супруге. Борейко вместе с Кремневым наблюдали за ними из палатки.
— Оригинальная пара, — вполголоса заметил Кремнёв. — Он — воплощение невозмутимости и спокойствия, а она — живая, как ртуть.
— Противоположности, говорят, сходятся! Они понравились друг другу с первого взгляда, и вот уже двенадцать лет не могут жить один без другого, — отозвался капитан.
Борейко не стал дожидаться Звонарёва и поднялся.
— Пойдём-ка, Вася, до дому, — обратился он к Зуеву, который в стороне оживлённо беседовал с сестрой милосердия Ириной.
Подпоручик вытянулся и, распростившись с сестрой, последовал за Борейко.
— Прикажите принести мне пробную порцию, — распорядился капитан, когда они подошли к тяжёлой батарее и направились в свою палатку.
Там Борейко достал из походного чемодана фляжку, отвинтил крышку, наполнил её до краёв, наполнил её до краёв и с видимым удовольствием выпил, закусив корочкой хлеба.
— Дозвольте зайти, Ваше благородие, —
— Заходи, заходи, — узнал голос Блохина Борейко.
Солдат вошёл и тотчас потянул воздух носом.
— Что, царской слезой попахивает? — спросил капитан.
— Больно приятный запах у царских слёз? Почаще бы плакал царь-батюшка, всё народу жилось бы веселей.
— Ты ведь знаешь, что с начала войны царь запретил водку и даже сам её пить перестал.
— Мы-то с Вами, вашскобродие, чай, не цари, нам и выпить можно, бойко ответил солдат. Тоски да печали меньше было бы…
— Борейко громко захохотал.
— Язык у тебя, Филя, без костей. Ничего не поделаешь, придётся и тебе поднести, — налил капитан ещё чарку вина.
— Покорнейше благодарю. Дай бог здоровья Вам, супруге Вашей Ольге Семёновне и Славке, — торжественно проговорил солдат и, осушив чарку, вытер губы.
— Знаешь, — протянул капитан кусок хлеба. — И никому ни полслова. Ясно?
— Не извольте беспокоиться. Махорки пожую, она весь царский дух мигом отобьёт.
Попробовав затем принесённый артельщиком солдатский обед, капитан прилёг подремать.
18
Уже сгустился сиреневый вечерний сумрак, когда в лесу раздались звуки военного оркестра, который расположился невдалеке от кремлёвской батареи, вблизи резервных батальонов полка Хоменко. Сам полковник с группой офицеров обходил собравшихся солдат и добродушно шутил с ними. Кремнёв, в свою очередь, поручил Сологубенко организовать хоровое пение, и в тихом вечернем воздухе попеременно раздавались то мягкие лирические украинские песни, то медь духового оркестра. Вскоре Сологубенко перешёл на плясовые мотивы.
Эй, кумо, не журысь, туды, сюды повэрнысь!…
с присвистом и притоптыванием пустились солдаты вприсядку.
К батарее подошла Варя вместе с обеими сёстрами. Они с увлечением следили за танцами.
— Ира, Таня, входите в круг! — подзадоривала Варя девушек. Но они, смущаясь, отнекивались.
— Вы бы сами попробовали, Варвара Васильевна.
— Вспомнить, что ли, в самом деле, старину! — тряхнула головой Звонарёва и, растолкав солдат, вошла в круг.
— Русскую, да поживее! — скомандовала она гармонисту и поплыла по траве, помахивая над головой платочком.
Солдаты почтительно расступились перед ней и один за другим начали выходить из круга.
— Что Вы удираете от меня? — обиженно остановилась Варя.
Солдаты засмеялись. Ещё утром эта самая докторша без стеснения осматривала их и показалась таким строгим начальником! Теперь же перед ними стояла молодая озорная женщина с весёлыми задорными глазами. Солдаты смущённо улыбались и прятались друг за друга.
— Выходи-ка ты! — хлопнула Звонарёва по плечу взводного фейерверкера Линника, показавшегося ей побойче других.