Семья

Рублев Владимир Федорович

...Однажды, это было, когда Аркадий уже мог с помощью сестры садиться на постели, он попросил сестру открыть окно: минуту назад ему показалось, что он слышит смех Тамары, что она здесь, у больницы.

— Нельзя, больной... — мягко ответила сестра, которую все звали Ася.

— Но поднимите же меня тогда, я хочу посмотреть в окно! — задыхаясь, крикнул Аркадий.

Ася осторожно усадила его. Сквозь оголенные ветви деревьев палисадника он увидел Тамару. Рядом с ней шел Тачинский и что-то

рассказывал, смеясь и показывая рукой в сторону больницы. Тамара украдкой тоже посмотрела на окна, Аркадию даже показалось, что он встретился с ней взглядом. Вскоре они скрылись из виду. Вот и все... Разгадка была так ясна и проста, что у Аркадия закружилась голова, и он медленно повалился на руки Асе.

— Я же говорила, что не надо... — укладывая его, говорила Ася. — Доктор запретил вам волноваться, а вы... на улицу смотрите... Вот когда будете совсем здоровы, тогда даже в сад можете выходить...

«Неужели это — конец всему?.. Но, может быть, это случайная встреча? Нет, нет! Это — все! — стиснув зубы, думал Аркадий. — Что ж, этого надо было ждать».

Он, вероятно, что-то сказал вслух, потому что Ася переспросила:

— Что?

Аркадий качнул головой:

— Ничего...

А когда она собралась уходить, он попросил:

— Расскажите что-нибудь о своей жизни, о себе... Вы любили кого-нибудь?

Ася смущенно качнула головой:

— Нет...

— Значит, еще полюбите, — вздохнул Аркадий, устало закрыв глаза. Уже засыпая, услышал приглушенный голос Геннадия:

— Спит?

— Тише... — остановила его Ася. — Только что уснул. Уходите, уходите, придете завтра... Ему сейчас нужен покой.

Хотелось открыть глаза и сказать, что он еще не спит, но вместо этого Аркадий с благодарностью вспомнил слова Аси: «Ему нужен сейчас покой», — и мысленно ответил: «Хорошо, Ася... Я сейчас усну...» И уснул.

Утром, по пути на работу, Геннадий снова зашел. Аркадий уже не спал... Как это ни странно, но сегодня с утра он чувствовал себя спокойно и оживился, когда увидел Геннадия.

— А я вчера, заходил... — сказал, улыбаясь, Геннадий. — Да вот сестренка не разрешила будить тебя, — кивнул он в сторону Аси. — Заботливая у тебя сестренка.

Вошли Клубенцов и Шалин, и поэтому никто не заметил, как легкий румянец заиграл на щеках Аси при последних словах Геннадия.

Пока Клубенцов, Шалин, Комлев и Зыкин сидели, тихо о чем-то разговаривая, Ася куда-то сходила, принесла и поставила перед Аркадием стеклянную банку со свежей малиной.

— Возьмите, это вам прислали.

— Кто прислал? — искренне удивился Аркадии, но Ася только пожала плечами:

— Не знаю... Велели передать.

А сама почему-то смущенно покраснела.

12

—

Почему же Тачинский сам не признался, что отдал распоряжение об особом обеспечении циклующегося участка? — тихо произнес Шалин, сбоку взглянув на начальника шахты. — Я после обвала мельком услышал разговоры об этом приказе, но он мне ответил, что не помнит, возможно отдавал распоряжение, возможно и нет... А ведь это-то, собственно говоря, и послужило причиной обвала...

Клубенцов шагал молча, что-то обдумывая... Они шли из больницы, где от Валентина только что узнали, что такой приказ действительно был.

— Боится ответственности, — прервал, наконец, молчание Клубенцов. — В этой истории могут быть две версии: первая — это то, что Тачинский исходил из благих намерений, создавая особое обеспечение циклующейся лавы за счет других участков. Ну, а насчет второй версии я пока что не уверен, она граничит с преступной халатностью. Даже и в том случае, если бы не произошел обвал, нарушилась бы нормальная угледобыча на других участках.

— Неужели Тачинский не знал этого?

— Вот об этом-то я и думаю...

...Вскоре из треста выехала специальная комиссия для расследования причин обвала. Но единственный, кто мог подтвердить слова Валентина о распоряжении Тачинского — Варавин, месяца два уже работавший начальником добычного участка, где произошел обвал, сказал, что такого приказа не было.

— У меня об этом от главного инженера бумажки нет? Нет! А слова к делу не пришьешь, — заявил он. — Может, и говорил он, да разве все упомнишь?

13

До начала октября Галина каждый день бывала у Валентина, в больнице к ней привыкли и частенько разрешали оставаться у его постели на два-три часа. Доктор, делая обход и заставая Галину в палате, шутливо ворчал:

— Ну, Астанина мне больше лечить не приходится, у него свой врач теперь есть.

Осмотрев Валентина, он каждый раз с удовольствием произносил:

— Хорошо, очень хорошо! Вас, Астанин, за последнее время не узнать.

И действительно, в глазах Валентина теперь не угасал трепетный огонек радости, и едва ли кто узнал бы теперь в нем того бледного, худого юношу, каким он был полмесяца назад.

Временами, правда, Валентин, ожидая Галину, вновь беспокоился, о чем-то тяжело вздыхал, а однажды, не выдержав, сказал ей.

— Боюсь я, что все это обман.

— Что обман?

— Ну... вот то, что ты радуешься вместе со мной, говоришь, что сильно меня любишь... А за что меня любить, ведь я сейчас не такой, как все.