Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII
Шрифт:
Гонди подошел к Сен-Мару.
— Выслушайте меня,— сказал он тихо,— я тщательно изучил заговоры и заговорщиков; в этом деле имеются чисто механические правила, которые следует знать; последуйте моему совету: ей-богу, я стал довольно силен на этот счет. Надо поговорить с ними, вызвать у них дух противоречия, подогреть их; это неизменно удается во Франции. Сделайте вид, что вы не хотите удерживать их против воли, и они останутся.
Юбер-шталмейстер решил последовать этому совету и, подойдя к наиболее ярым своим последователям, сказал:
— А впрочем, господа, я никого не
Никто и слушать не захотел об этом предложении, и возгласы ненависти к кардиналу возобновились.
Сен-Мар все же продолжал расспросы, умело выбирая тех, к кому следовало обратиться; под конец он спросил Монтрезора, заявившего, что заколет себя шпагой, если такая мысль придет ему в голову, и аббата де Гонди, который сказал, встав на цыпочки:
— Знайте, господин обер-шталмейстер, что мое место во дворце парижского архиепископа и на островке Нотр-Дам; я превращу их в неприступную крепость.
— А ваше место где? — спросил он у советника де Ту.
— Рядом с вами, — тихо ответил тот, опустив глаза, чтобы не подчеркивать взглядом значение этих слов.
— Вы этого хотите? Хорошо, будь по-вашему, — сказал Сен-Мар. — Но, соглашаясь, я приношу большую жертву, чем вы. — И, повернувшись к собранию, он продолжал: — В вас, господа, я вижу истинных мужей Франции, ибо после Монморанси и Суассонов вы одни отважились поднять голову как свободные, достойные своих предков люди. Если Ришелье восторжествует, древние установления монархии рухнут вместе с нами; двор будет один властвовать вместо парламентов — этой старинной защиты и могучей опоры королевской власти; но мы победим, и Франция будет обязана нам сохранением своих древних обычаев и прав. Впрочем, господа, было бы обидно испортить из-за этого бал. Слышите музыку? Дамы ждут вас. Идемте танцевать.
— А расплачиваться будет кардинал, — заметил Гонди.
Молодые люди, смеясь, захлопали в ладоши и направились в танцевальный зал с таким видом, будто шли в бой.
Глава XXI ИСПОВЕДАЛЬНЯ
Ради вас, роковая красавица, — явился я в это страшное место.
Льюис. «Монах»
Это произошло на следующий день после собрания заговорщиков у Марион Делорм. Снег толстым слоем покрывал парижские крыши и таял в широких канавах и на улицах, где по грязно-серым сугробам пролегали редкие колеи.
Пробило восемь часов вечера, и было уже совсем темно; обычно шумный город безмолвствовал под толстым ковром, наброшенным на него зимою и заглушавшим стук колес по камням мостовой, топот копыт и звук шагов. По узкой улочке, которая вьется вокруг старинной церкви Святого Евстафия, медленно прогуливался закутанный в плащ человек и, казалось, наблюдал, не появится ли кто-нибудь у перекрестка; он часто присаживался на каменную тумбу возле церкви, чтобы спрятаться от капели под горизонтальными статуями святых, которые выступают из-под крыши этого храма и нависают над улочкой, как сложившие крылья
— Ах, Santa Maria![27] Что за мерзость эти северные страны! — сказал дрожащий голосок.— Ах, герцогство Мантуанское! Как бы мне хотелось быть там сейчас, добрый мой Граншан!
— Тише, тише, — проговорил в ответ старый слуга. — У парижских стен и особенно у стен церковных имеются кардинальские уши. Пришла ли ваша госпожа? Мой господин ждал ее у входа.
— Да, да, она уже в церкви.
— Слышите, бой у часов дребезжащий — это дурная примета.
— Они пробили час свиданья.
— По мне, они возвещают смерть. Но замолчите, Лаура, вот трое мужчин в плащах.
Они пропустили троих прохожих. Граншан последовал за ними, убедился, что они удаляются, и вернулся на прежнее место; он глубоко вздохнул.
— Снег холодный, Лаура, а я стар. Господин обер-шталмейстер мог бы выбрать другого слугу, чтобы стоять на часах, пока он занимается любовью. Это вам пристало носить записочки, ленты, портреты и прочие пустячки; ко мне следовало бы относиться с большим почтением, и господин маршал никогда бы так не поступил. Старые слуги внушают уважение к дому.
— Давно ли прибыл ваш господин, caro amico?[28]
— Э, cara, cara![29] Оставьте меня в покое. Мы мерзли здесь битый час, пока вы с госпожой соблаговолили явиться: за это время я успел бы выкурить три турецкие трубки. А теперь займитесь делом и поглядите, не бродят ли какие-нибудь подозрительные люди у других церковных дверей; нас всего двое часовых, а местность надо разведывать.
— Signor Jesu![30] И по такому холоду не с кем даже душу отвести! А моя-то бедная госпожа пришла пешком от Неверского замка. О любовь! Amore qui regna amore![31]
— Ну же, итальянка, поворачивайся, говорят тебе! Чтоб я больше не слышал твоего тягучего языка.
— О, господи Иисусе! Какой у вас сердитый голос, дорогой Граншан! Вы были куда любезнее в замке, Шомон, в Турени, когда говорили мне о черных miei occhi.[32]
— Замолчи, болтушка! Говорят тебе, твой итальянский язык годится лишь для канатоходцев, шутов да дрессировки собак.
— О, Italia mia![33] Послушайте меня, Граншан, и вы услышите язык божества. Будь вы галантным homo[34], как тот, кто написал эти стихи для Лауры, вроде меня…
И она стала напевать вполголоса:
Lieti fiori е felici, е ben nate erbe Che Madonna pensando premer sole, Piagga ch'ascolti sue dolci parole E del ben piede alcun vestigio serde[35]
Старый солдат не привык к женскому обществу; обычно, когда с ним заговаривала женщина, он отвечал ей тоном, в котором слышалась и неуклюжая любезность, и дурное расположение духа. Однако на этот раз итальянская песенка, по-видимому, растрогала его, и он принялся крутить ус, что было у него признаком смущения и растерянности; он издал даже какой-то хриплый звук, похожий на смешок.