Сен-Симон
Шрифт:
Сен-Симон молчит. Но он не уверен, что все так уж плохо. Быть может, наоборот, все идет очень хорошо?..
С каждым днем Вогюйон становился мрачнее.
Однажды рано утром он вбежал в комнату Анри с совершенно растерянным видом.
— Друг мой, вы слышали? Во Франции революция!..
Сен-Симон вскакивает с постели. Он снова и снова просит повторить все сначала и поподробнее…
…Король, понимая, к чему клонится дело, дал отставку Неккеру и собирался разогнать Учредительное собрание. И тогда восстал Париж. Были образованы новые муниципальные власти. 14
Анри в восторге. Он обнимает герцога, бурно поздравляет его. Вогюйон вырывается из объятий. Он поражен. С чем тут поздравлять? С новой Жакерией?..
Они смотрят друг на друга и только теперь начинают понимать, что, в сущности, между ними нет ничего общего. Один живет прошлым, другой — будущим. Для одного революция — траур, для другого — путь в настоящую, полноценную жизнь. Один вскоре станет политическим эмигрантом, другой — строителем нового общества.
Да, вчерашние друзья, люди одного класса, одного круга, одних традиций, сегодня становятся чужими, а завтра будут врагами.
Период странствий окончился.
Анри маялся на чужбине потому, что не рассчитывал ни на что во Франции. Он видел коррупцию и маразм, разъевшие верхи привилегированного общества своей страны, и не желал разделять их позора.
Но он не ожидал революцию.
Не ожидал потому, что не знал своего народа, его отчаяния, его решимости.
Он видел финансовый кризис, поразивший государство и двор, но не мог разглядеть общий кризис, поразивший всю феодально-абсолютистскую систему. Он ничего не знал о мощной волне крестьянско-плебейских движений, на гребне которых поднялась революция.
Но когда революция началась, его охватил неистовый энтузиазм. Ни минуты более не мог он оставаться за рубежом. Бог с ними, с каналом и компанией дилижансов. Для чего отдавать силы чужой стране, если есть своя революционная родина?..
Граф Анри де Сен-Симон, кавалер де Рувруа, полковник королевской службы, внук герцога Сен-Симона и потомок императора Карла Великого, окончательно изжил себя. Его больше нет. Во Францию едет совершенно другой человек, заново рожденный, полный жажды жить и трудиться на благо революции и отечества.
ЧАСТЬ II
КТО ХОЧЕТ ЦЕЛИ, ДОЛЖЕН ЛЮБИТЬ И СРЕДСТВА
(1789–1801)
ГЛАВА 1
ГРАЖДАНИН БОНОМ
В древности говорили: все дороги ведут в Рим.
Весной и летом 1789 года можно было сказать: все дороги ведут в Версаль.
Уже с середины апреля со всех концов Франции покатили экипажи господ депутатов, спешивших занять места в одном из версальских дворцов, где должна была решаться судьба их отечества.
Путь некоторых был очень коротким: от Парижа до Версаля всего несколько лье. Путь других растянулся на много прогонов, рассекая десятки провинций, нанизывая вереницы городов, деревушек и постоялых дворов.
Из далекого Прованса несся Оноре де Мирабо. Широкоплечий и толстый, едва умещавшийся в своем модном камзоле, он потрясал львиной гривой и улыбался узнававшим его прохожим. Граф был в отличном настроении. Всю дорогу он вспоминал, как граждане Экса, его избиратели, упоенные восторгом
Из провинции Дофине, лежавшей совсем рядом с Провансом, из старинного города Гренобля, отправился в путь адвокат Антуан Барнав. Он казался противоположностью Мирабо. Худощавый и стройный, очень сдержанный и молчаливый, он никому не расточал улыбок. Он был поглощен размышлениями иного порядка. Прекрасно образованный и богатый, он думал о судьбах просвещенной буржуазии и о реформах, которые во благо ее надлежит провести.
В Версаль устремились бывшие товарищи Сен-Симона по оружию: герцог Лозен, маркиз Лафайет, виконт Ноайль и многие другие. Все они были депутатами от дворянского сословия, все считали себя завзятыми либералами и все готовились проводить большую политику, исходя из старого как мир принципа: чтобы волки были сыты и овцы оставались целы.
Среди господ депутатов, ехавших в Версаль, вполне доставало недюжинных умов, хороших ораторов и превосходных законоведов.
Но лишь один из них покидал свой родной город с четко продуманной демократической программой.
Это был молодой человек с бледным лицом и близорукими глазами. Садясь в дилижанс на площади Арраса, он стыдливо прятал потертые манжеты своего старенького черного камзола, а весь багаж его состоял из дешевого чемоданишка.
И тем не менее он был много богаче Мирабо, Лафайета или Барнава. Его богатства заключались в чистых принципах, непреклонной воле и бесстрашии, с которым он был готов отдать свою жизнь в борьбе за права простых людей.
Его звали Максимилиан Робеспьер.
В Версаль, загоняя лошадей, мчался и Анри Сен-Симон.
Правда, он явно опаздывал. Не весной и не летом, а только осенью 1789 года прибыл он во Францию из-за рубежа. Да и то, прежде чем появиться в Версале, заглянул в Париж.
Для этого у него были свои, и довольно веские, основания.
Хотя вся Франция с надеждой взирала на Версаль, революция началась в столице. Пока господа депутаты произносили речи, а двор подготавливал силы, чтобы разогнать Учредительное собрание, народ Парижа решил взять судьбу родины в свои руки. И действительно, победоносное восстание парижан 14 июля сбросило со счетов все коварные планы двора и спасло буржуазную Ассамблею.
Наш путешественник прежде всего прибыл в Париж, чтобы хоть в какой-то мере почувствовать обстановку июльских дней — первых дней революции. И он не ошибся в своих ожиданиях.
Париж и в сентябре был необыкновенно возбужденным.
Улицы заполнены толпой, не расходящейся до глубокой ночи. Кафе сделались политическими клубами. Парк Пале-Ройяль из места свиданий превратился в народный форум. Здесь непрерывно выступают демократические ораторы: земляк Сен-Симона, «главный прокурор фонаря» Камилл Демулен, журналист Лусталло, страшный рябой верзила с громоподобным голосом адвокат Жорж Дантон. Люди критикуют министров, обсуждают поведение короля, поздравляют друг друга с блестящей победой.