Сен-Симон

Вольский Станислав

Так, при анализе Французской революции оказывается, что классы юристов и метафизиков действовали вопреки интересам «индустриалов» и преследовали свои собственные цели, не имевшие ничего общего с подлинными нуждами страны. Вместо конкретных практических задач они возлюбили превыше всего абстрактную свободу и заботились не о благе «индустриального» большинства нации, а о логической выдержанности своих теорий. И хотя это стремление не имело под собой никакой экономической почвы, хотя оно подсказывалось исключительно гибельной привычкой «принимать форму за содержание и слово за вещь», хотя оно было совершенно чуждо здравомыслящим купцам, фабрикантам, ремесленникам, крестьянам, т. е. подавляющему большинству французского народа, — оно все же возобладало над голосом здравого смысла и увлекло за собой Францию. Юристы и метафизики наделали кучу глупостей (провозгласили республику, казнили короля, ограничили накопление капиталов определенным

максимумом, ввели режим террора и т. д.) и в конце концов оставили страну у разбитого корыта. Таким образом духовный фактор (вредные мыслительные привычки горсточки людей) оказался сильнее общего хода исторического развития, совершавшегося в течение «пяти-шести предыдущих столетий». Историческую необходимость победил ничем не оправданный произвол дурных законодателей.

Ясно, откуда получился этот неожиданный вывод, опровергающий все мировоззрение Сен-Симона. Если бы сам он не принимал «форму за содержание» и под внешней оболочкой отвлеченных лозунгов разглядел экономические интересы, он совершенно иначе определил бы классы, боровшиеся за власть, иначе взглянул бы на их борьбу, иначе понял бы ее развязку. Тот факт, что во время террора у власти оказался «народ», т. е. неимущие (факт этот признал сам Сен-Симон, и Энгельс вменил ему это в величайшую заслугу), заставил бы его попристальнее вглядеться в экономическую базу политических партий.

Он заметил бы, что «юристы» и «метафизики» не выступали единой сплоченной группой, а разбились на несколько враждующих партий, что каждая из этих партий отстаивала интересы определенных классов и групп (финансовой аристократии, крупной промышленной буржуазии, мелкой буржуазии, крестьянства, городской бедноты и т. д.) и что сущность революции сводилась не к борьбе отвлеченных принципов, а к борьбе социально-экономических программ. Финал Французской революции не свелся бы тогда к победе чудаков над дураками, а предстал бы, как результат существовавших тогда экономических отношений. Такого объяснения Сен-Симон не мог дать потому, что в данном случае «форма» заслонила от него «содержание», и отвлеченные принципы он принял за самостоятельные движущие силы истории, между тем как на самом деле они подсказывались реальными интересами реальных общественных классов. Благодаря этому остались необъясненными и отдельные фазы революции и ее конечный исход.

Из приведенных нами примеров видно, что Сен-Симон не развил основных идей своего философского миросозерцания. Дуализм [33] его системы помешал ему осознать действительное значение экономического фактора, и потому плодотворнейшие мысли — историческая необходимость, развитие новых общественных форм из недр старого строя, связь идеологии с социально-трудовыми отношениями и т. д. — остались недосказанными. Чтобы разработать его философскую систему, надо было предварительно преобразовать ее, выкинув за борт устарелые воззрения и буржуазно-классовые пристрастия. А это могли сделать только люди другого общественного класса, другой научной подготовки, другой эпохи.

33

Дуализм. Философское миросозерцание, признающее существование в мире двух независимых друг от друга начал — духа и материи, каждое из которых действует в своей собственной области и из взаимодействия которых слагается все наблюдаемое нами бытие.

Положительная программа

В предыдущей главе мы изложили общее философское мировоззрение Сен-Симона. Теперь нам следует перейти к практической части его системы и выяснить программу реформ, которую он развивал перед своей аудиторией. Всего последовательнее и стройнее она разработана в предпоследнем его труде «Катехизис индустриалов», где он начинает с социологического анализа современного ему общества и дает экономическую характеристику каждого из составляющих его классов. Интересно при этом отметить, что характеристики эти, в отличие от его предыдущих работ, основываются не на двух признаках («материальном» и «духовном»), а только на одном: на отношении людей к производственному процессу. Это придает гораздо большую ясность его построениям, но все же понятие «класса» остается шатким и внутренне противоречивым, ибо, сосредоточивая все внимание на роли людей в процессе производства, Сен-Симон совершенно не принимает в расчет их отношения к орудиям производства. Благодаря этому оказывается возможным отнести к одним и тем же социальным группам людей, экономические интересы которых прямо противоположны: рабочие и капиталисты оказываются в одном лагере потому, что и те, и другие работают в предприятиях. О причинах такого смешения мы будем говорить ниже.

Современная Франция, — говорит Сен-Симон, — делится на три класса: наследственную знать, промежуточные классы и класс индустриалов.

О

наследственной знати, ее происхождении и политической роли мы уже упоминали. Промежуточные классы — это юристы, землевладельцы, не занимающиеся сельским хозяйством, и рантье, живущие на проценты с капитала. По своему происхождению они, конечно, не принадлежат к феодальной аристократии; в недалеком прошлом они даже боролись с нею и отстаивали лозунги великой революции. Но в настоящее время они, подобно аристократам, не участвующий в каких трудовых процессах, не связаны ни с какой отраслью индустрии, и потому могут быть отнесены к той же социальной категории, что и наследственная знать. Вместе с нею они составляют буржуазный класс, который ныне стоит у кормила правления, занимается политическими интригами и издает законы, не считаясь с интересами производителей. «Ныне буржуазный класс вместе с аристократией давит класс индустриальный. По своему социальному облику буржуа — это мелкие аристократы, и индустриалы заинтересованы в том, чтобы одновременно освободиться и от засилья потомков франков (аристократов. — Ст. В.) и от засилья промежуточного класса, который был создан аристократами и который всегда будет стремиться образовать феодальную знать» («Катехизис индустриалов», т. VIII, стр. 39). Третий класс, оставляющий огромное большинство французской нации, — это класс индустриалов.

«Индустриал — это человек, который работает для того, чтобы произвести или передать в распоряжение отдельных членов общества один или многие предметы, удовлетворяющие их нужды или их физические вкусы; земледелец, сеющий хлеб, разводящий птицу или животных, есть индустриал; извозчик, кузнец, слесарь, плотник — суть индустриалы; фабрикант башмаков, шляп, полотен — тоже индустриал; купец, моряк коммерческих судов — тоже индустриалы. Все индустриалы… образуют три больших класса, которые называют земледельцами, фабрикантами и купцами» («Катехизис индустриалов», т. VIII, стр. 3–4).

К индустриальному классу следует отнести и ученых, ибо суть их работы заключается в установлении физических законов, с помощью которых человечество воздействует на природу и овладевает ею. «Как мы уже говорили, индустриальный класс составляется из двух больших семей: из ученых или теоретических индустриалов и из непосредственных производителей или прикладных ученых… Французская теоретическая индустрия уже получила свое устройство, и организация французских ученых, а именно академия наук, завершена, за исключением философии, которой у ученых нет и пока еще не может быть, но которую они скоро будут иметь. Ученым… не хватает только одного — им необходимо стать свободными и избавиться от всякого правительственного влияния» («Индустрия», т. III, стр. 60).

Между отдельными группами индустриалов существуют некоторые экономические противоречия, но эти противоречия отступают на задний план по сравнению с объединяющей их общей целью — свержением власти непроизводительных классов общества. «Я признаю, что по отношению к налоговому законодательству существует некоторое противоречие между интересами землевладельцев и всех вообще фабрикантов, с одной стороны, и интересами купцов, с другой; но противоречие это бесконечно мало по сравнению с противоречием между интересами индустриалов и интересами старой и новой знати, старого и нового духовенства, праздных землевладельцев и вообще всех тех французов, которые не принадлежат к индустриалам… Индустриалы всех категорий заинтересованы в экономной администрации и в поддержании общественного спокойствия как внутри страны, так и вне ее, между тем как знать, юристы и не занимающиеся хозяйством землевладельцы могут желать, чтобы расхищение (государственных средств. — Ст В.) продолжалось, так как оно им выгодно, и могут желать внешних войн и внутренних революций, так как эти кризисы могут оказаться для них выгодными, обеспечивая им места в общественной администрации» («Об индустриальной системе», т. V, стр. 140–141). Долгое время индустриалы были бессильны в политическом отношении и не имели голоса при решении общественных вопросов. Это объяснялось главным образом тем, что они были разделены на множество отдельных групп, работавших каждая в своей специальности и не имевших друг с другом никакой связи. В настоящее время положение совершенно иное: через посредство банков промышленность объединена и представляет собою единое целое. В ее распоряжении имеются огромные денежные средства, делающие ее самой мощной экономической силой государства.

«До XVIII века земледельцы, фабриканты и купцы образовывали только отдельные корпорации… Но из потребностей рождаются и средства: вскоре образовалась новая отрасль промышленности, именно банковская промышленность… Для промышленности и для общества учреждение банков привело в общем к тому, что масса товаров, равно как и изящество их весьма увеличились, и индустриальный класс стал обладать гораздо большей денежной силой чем все прочие классы, взятые вместе, и чем даже правительство» («Катехизис индустриалов», т. VIII, стр. 27–30).