Сенека
Шрифт:
Нам кажется, что самая благоприятная конъюнктура для появления трактата сложилась в то время, когда Нерон – по разным причинам – начал выступать в роли благодетеля, превратив благотворительность в один из методов правительственной политики. Впервые, как мы знаем, это произошло в 58 году, когда Нерон озаботился восстановлением положения разорившихся сенаторов, оказывая им личную материальную поддержку. Затем это движение приобрело еще более широкий размах. Уже годом позже, после убийства Агриппины, оно превратилось в систему. Власть хорошо понимала необходимость заставить подданных поскорее забыть о недавней трагедии, и Нерон счел, что наилучшим способом решения этой проблемы станет демонстрация неслыханной щедрости, которая вылилась в раздачу плебсу множества ценных предметов. Простому народу это показное великодушие пришлось по сердцу, но людей, которые умели смотреть вперед, оно не на шутку встревожило. И Сенека не упустил случая напомнить, что щедрость подобного рода отнюдь не согласуется с мудростью. Сделать это ему было тем легче, что примерно то же самое он уже утверждал на страницах трактата «О счастливой жизни».
Мы уже отмечали, правда, в более общем плане,
Если датировка сохранившихся произведений сопряжена с такими трудностями и зачастую вынуждена опираться на самые зыбкие основания, то в случае с произведениями, от которых до нас дошли лишь отдельные фрагменты, а то и вовсе одни названия, проблема усложняется многократно. Правда, иногда нужные указания удается получить от самого Сенеки. Например, в «Письмах к Луцилию» он сообщает, что занят подготовкой к сочинению «Книг нравственной философии». Подобные упоминания встречаются в нескольких из последних писем философа, значит, работа над будущей книгой протекала в 64 году.
К сожалению, такие удачи редки, и чаще всего мы вынуждены довольствоваться более или менее правдоподобными предположениями, а порой и вовсе признать собственную несостоятельность.
Так, трактат «О преждевременной смерти» знаком нам лишь в двух фрагментах, тоном изложения напоминающих жанр утешения: автор говорит о необходимости покориться воле высшего судии, каким является Бог, и утверждает, что только добродетель способна даровать человеку бессмертие и сделать его подобным богам. Насколько нам известно, в жизни Сенеки случились два события, которые могли бы послужить поводом к сожалениям о безвременной кончине: смерть сына, произошедшая в изгнании, и смерть Серена. Но рассуждения о бессмертии, достигаемом с помощью добродетели, выглядели бы очень странно в связи со смертью маленького мальчика. Поэтому более естественно предположить, что тему трактата подсказала Сенеке кончина Серена. Правдоподобие этого предположения подтверждается сопоставлением двух сохранившихся фрагментов с заключительной частью шестьдесят третьего письма, в котором указанная тема освещается именно в связи со смертью Серена. «Мой Серен младше – но при чем здесь это? Он должен умереть позже меня, но может и раньше». И еще: «И, быть может, – если правдивы разговоры мудрецов и нас ждет некое общее для всех место, – те, кого мним мы исчезнувшими, только ушли вперед». Этот отрывок может рассматриваться как набросок к трактату «О преждевременной смерти». Значит ли сказанное, что сочинение, известное нам под таким названием, вышло из-под пера Сенеки по случаю кончины Серена и предположительно явилось развитием идеи, изложенной в процитированном отрывке из письма к Луцилию, то есть появилось в первые месяцы 64 года? Возможно, так оно и есть, но, само собой разумеется, у нас нет никаких подтверждений справедливости этой версии.
К утраченной части творческого наследия Сенеки относится несколько естественно-научных трудов, в том числе по географии. Единственное прямое свидетельство этому мы обнаруживаем у самого Сенеки, который сообщает, что написал «О движении земли», будучи «молодым» (juvenis). Этот термин, не слишком определенный, применялся по отношению к человеку в возрасте от 25 до 40—45 лет; следовательно, дата написания указанного сочинения – между 24 и 45 годами. Разумно предположить, что, если бы Сенека имел в виду годы, предшествующие поездке в Египет, он употребил бы слово «юноша» (adulescens), хотя в те годы, когда он числился учеником Аттала, он называл себя «молодым». Как бы то ни было, эта небольшая книга о землетрясениях могла быть написана в период между возвращением из поездки в Египет (31 г.) и возвращением из ссылки (49 г.).
Трактат «О расположении и священных обрядах Египта», по всей видимости, явился на свет в результате изысканий, проведенных Сенекой за время пребывания в этой стране. Сюда же, видимо, примыкает книга «О расположении Индии», задуманная автором как продолжение первой.
От книги «О мировых формах» до нас дошел всего один фрагмент, в котором говорится, что вселенная имеет форму сферы. В произведении автора, проникнутом идеями стоицизма, подобное заявление нисколько
Книга Сенеки «О природе камней» предполагает определенное влияние Папирия Фабиана и Секстиев. То же самое относится к сочинению «О природе рыб», вероятно, написанному примерно в то же время. Для датировки последнего произведения у нас есть хронологическая зацепка, найденная у Плиния, к сожалению, довольно туманная. Плиний сообщает, что Ведий Поллион своими руками запустил в живорыбный садок, устроенный на его вилле в Павсилипе (после его смерти, в 15 г. до н. э., вилла перешла в собственность Августа), несколько рыбин, одна из которых прожила 60 лет, а остальные еще дольше. Сенека уверяет, что в то время, когда он работал над своей книгой, несколько из этих рыб еще оставались в живых. Ведий Поллион умер в 15 году до н. э., 60-летняя рыбина, которую он держал в руках, сдохла самое позднее в 46-м, хотя, возможно, и раньше. Вместе с тем Ведий Поллион, принадлежавший к сословию всадников и своим состоянием обязанный Августу, вероятнее всего, получил эту виллу после Акциума. Значит, кончина упомянутой рыбины должна относиться приблизительно к 30 году. Из этого вытекает, что Сенека написал свое произведение либо непосредственно перед ссылкой, либо уже находясь в изгнании. Мы склоняемся к мнению, что это произошло в промежутке между 31 и 39 годами, поскольку работа над сочинением о природе рыб наверняка потребовала чтения множества книг, а в годы жизни на Корсике, где у Сенеки не было под рукой большой библиотеки, это выглядело весьма проблематичным. С другой стороны, к тому времени, когда Сенека вернулся из Египта, он, скорее всего, еще оставался под заметным влиянием Секстиев, которое впоследствии сошло на нет. Наконец, весьма вероятно, что его интерес к изучению природы усилился в период пребывания в Александрии. Но даже если эта книга, как и трактат о природе камней, появилась на свет в результате научных исследований, проведенных в Египте, когда Сенека еще считал себя недавним учеником школы Фабиана, завершить работу над этими трудами (во всяком случае, над книгой о рыбах) он мог только по возвращении в Рим, поскольку, как мы уже показали, датой terminus post quern для нее является 30 год.
Важное место в ряду утраченных произведений занимает труд под названием «Побуждения». Речь идет о «побуждениях к философии», которые составили «Наставление» Сенеки. Значит ли это, что они были написаны в начале его карьеры? Вряд ли, поскольку, как мы предполагаем, в этом произведении он не только затрагивал темы, уже получившие разработку в «Диалогах», но и демонстрировал полное владение собственной «методикой». В частности, здесь Сенека развил идею, которой посвяшена вся вторая часть книги «О счастливой жизни»: «Все, что делают праздные люди и души, лишенные философской культуры, может делать и мудрец, но он никогда не станет делать этого таким же образом и преследуя ту же цель». Эта фраза вызвала в свое время возмущение Лактанция, который считал нравственность объективной реальностью, но для Сенеки, как и для любого стоика, уверенного, что нравственность заключается в «воле к праведности» и что, даже обладая богатством, можно душой оставаться бедняком, в ней не было ничего поразительного.
В тех же «Побуждениях» мы находим определение eukairia – умение приспосабливаться к обстоятельствам, которое является одной из добродетелей стоика-мудреца и одновременно правилом поведения, требующим соотносить субъективное целеполагание с целью, признаваемой за высшую.
Насколько можно судить, в этом произведении Сенека заострял внимание на различии между философией и мудростью. Свою точку зрения на этот вопрос он с предельной ясностью изложил в одном из писем к Луцилию, относящемуся, по всей видимости, к лету 64 года. Оба фрагмента образуют органичное единство с соответствующим отрывком из письма. И в том и в другом случае автор настаивает на абсолюте мудрости, подчеркивая, что философия – лишь средство (но не гарантия) ее достижения. Впрочем, в «Побуждениях» критика в адрес философов звучит громче. Сенека упрекает их в том, что они ведут себя как предатели или, если угодно, клеветники рода человеческого. Он также укоряет их, и впоследствии его мысли подхватит Ювенал, в том, что за лицемерными речами они прячут собственные пороки. Мудрость же бесконечно выше любой философии, которая в лучшем случае способна служить «сводом житейских правил». Мудрость, как напоминает восемьдесят девятое письмо, есть, по определению «старых философов», «познание божественных и человеческих вещей». Человек, овладевший мудростью, способен достичь такого состояния, в котором ему непосредственно открывается знание о наилучшем из всех возможных образе действия. В каком-то смысле философия есть эманация мудреца; сама по себе она – если вслед за Сенекой понимать под этим словом образ жизни – не способна привести к мудрости. В этом вопросе Сенека, пытаясь найти точное выражение идеи katorqwma, смыкается с Катоном, каким тот предстает перед нами со страниц Цицеронова трактата «О долге».
По счастливой случайности нам известно, что последнюю часть книги Сенека посвятил размышлению о Боге. Благодаря Лактанцию мы знаем, как звучала заключительная сентенция: «Божественное могущество – вещь слишком великая, чтобы наш ум мог ее постичь. Живя, мы содействуем могуществу Бога и должны жить так, чтобы заслужить его одобрение. Чувство, что о всех наших поступках известно лишь нам самим, ошибочно: Бог читает в нас как в открытой книге». Это ощущение Бога появляется и в книге «О преждевременной смерти», и в «О провидении», и в «О благодеяниях», и в «Письмах к Луцилию». Менее ясно выраженное и лишенное налета лиризма, оно обнаруживается и в трактате «О счастливой жизни».