Сеньорита
Шрифт:
Улыбается он… Так бы и влепил пулю прямо в лоб, гаду! Даже пальцы свело. Но нельзя, Ольге обещал.
Тут вернулись те, кто обыскивал соседнюю комнату, старший рыкнул на усатого, мгновенно подтянувшего живот, и вся толпа вывалилась в двери. Последним шел граф. Он глянул в сторону зеркала, подмигнул и улыбнулся. Денис, хотя его не было видно, улыбнулся в ответ.
Спустя какое-то время вернулась Ольга с озабоченным лицом.
— Ты как там, живой? — спросила она негромко, подойдя к зеркалу.
— Живой, что мне сделается? — ответил пилот. — Открывай уже!
—
— Это еще почему? — возмутился Денис. — Они же ушли.
— Не все, оставили двоих караулить…
— Надолго?
— Ни малейшего понятия. Надеюсь, через пару дней их уберут. А пока потерпи.
Денис пожал плечами. Ну, будет терпеть, что поделаешь?
— Чуть позже я тебе обед принесу, — продолжала Ольга. — И горшок твой. Ночью выпущу. Хотя тебе лучше все же и дальше лежать. Доктор прописал полный покой.
Глаза у нее были очень грустными. И красивыми.
— Ты повторяй пока те слова на испанском, которые успел выучить. И о произношении не забывай. Все, пока.
Она помахала, прощаясь, ладошкой и ушла.
Вот же засада!
ГЛАВА 4
Но надо как-то приспосабливаться. Ноги пока еще нетвердо держат. А с руками ничего ведь страшного? Будем ими заниматься. Жалко, что свободного пространства маловато, не помашешь как следует. Да и сидя все придется делать. А то грохнешься от слабости на пол, да еще и фалангисты как раз в комнате за зеркалом будут! На шум они быстро тайник раскроют.
Даже от пола не поотжимаешься, узковато здесь. Не говоря уже о пробежках.
Ладно, тогда уляжемся поудобнее и будем повторять уроки испанского.
Память у Дениса была неплохая. Все слова и выражения, что ему давала Ольга, он запоминал минимум со второго раза. Оставалась проблема произношения. Но тут уже нужен был так называемый «носитель языка», то есть коренной испанец. Ну, или сама Ольга, которая жила в стране уже довольно давно.
Но ни того, ни другого у него не имелось. Вот и приходилось как попугаю повторять то, что успел запомнить. Надо будет ночью, когда девушка придет навестить его, потребовать, чтобы давала как можно больше словарного запаса. Жалко ее, конечно, девушки ночью должны спать и видеть красивые сны. Но тут уже никуда не денешься. Язык просто необходим. Ведь еще придется к своим добираться.
Как там парни, интересно? «Ишачок» его на аэродром не вернулся. Неужели считают погибшим? А что им еще думать? Верить в чудо, что, дескать, выбросился с парашютом, подобрали добросердечные люди и помогли к своим добраться? Так не верит никто из них (он, кстати, тоже), что подобные чудеса случаются.
Но ведь с ним уже половинка такого чуда произошла. И спасся из подбитого самолета, и девица-красавица вовремя на месте оказалась, и укрыли, и накормили, и выхаживают теперь. Осталась второй половинке сбыться — вернуться к своим. Тогда точно в чудеса поверить придется…
Ему, комсомольцу, красному военлету? Ты мечтай, но меру-то знать надо! Он даже рассердился на себя. Захотелось с кем-нибудь поспорить, доказать
Но вот только с кем? Никто здесь до ночи не появится. Ольга поесть принесет, горшок ночной. Но ведь с ней и не поспоришь! Это тебе, брат, не комсомольское собрание, где можно себя кулаком в грудь стучать и до хрипоты дискутировать. Попробуй — живо фалангисты прибегут, и весь диспут очень быстро закончится.
Он-то ладно, может быть, и сумеет прорваться, из пистолета стрелять еще не разучился. А что с Ольгой и ее отцом-графом будет?
Он осознал, наконец, что теперь ответственность лежит на нем не только за себя, но и за этих милых мирных людей, которые (чего скрывать) рискуют из-за него не только своим безмятежным существованием, но и жизнями.
Так что, сиди комсомолец и военлет Денис Вершинин в темной комнатке за зеркалом, и сопи в две дырочки. Нечего тут свою отвагу демонстрировать. Ты хотя бы поправься сначала, ходить научись заново.
Он встал с постели, попробовал присесть и… закусив губу, чтобы не застонать от боли, повалился на одеяло. Лоб мгновенно вспотел.
И куда он в таком состоянии собрался? На какое комсомольское собрание? Лежи и не рыпайся! Слова испанские повторяй.
Он повторял и повторял до тех пор, пока неожиданно не заснул. Правда, перед этим принял микстуру, прописанную доктором. Она, наверное, и сморила.
Проснулся он от прикосновения чужой ладони к щеке. Рука дернулась к пистолету, под подушку.
— Тс-с, тихо! — прошептал в темноте девичий голос, а тонкие пальцы легли на его губы. Ольга! Так тихо подкралась. Или дверь-зеркало настолько бесшумно открывается? — Все пока спокойно, — сказала девушка, присаживаясь на край постели. — Фалангистов сменили на одного нового. Теперь, похоже, у нас постоянный пост здесь будет.
— Какого черта им надо? — возмутился Денис. — Обыскали, никого не нашли. Ну и валили бы по своим фашистским делам!
— Не все так просто, мне кажется. Подозревают они что-то.
В голосе девушки слышалась серьезная озабоченность.
— Видеть, как я тебя привезла, никто вроде бы не мог. Прислуги у нас немного, всего три человека: кухарка, конюх и горничная. Но они о тебе точно не знают.
Тем более что горничная — приходящая. Раз в три дня появляется, уборку делает и прочие мелочи по дому. Конюх так при конюшне и живет. Там флигель небольшой. У него с кухаркой отдельные комнаты. А близких соседей нет. Тут не принято по чужой земле ходить без разрешения хозяина. Так что они исключаются.
— А доктор? — вспомнил Денис.
— Юрий Владимирович? — рассмеялась Ольга. — Ну что ты! Он милейший человек! Весь какой-то чеховский.
— Какой? — не понял Денис.
— Ну, у писателя Чехова в его рассказах такие встречаются. Провинциальный, в пенсне, с зонтиком в любую погоду. И обращается так: «Ну-с, батенька, давайте посчитаем ваш пульс!»
Смех у нее был тихий, но такой волнующий! Денису хотелось слушать и слушать его.
— Так что ты не беспокойся насчет него. Тем более, он думает, что ты сын того полковника, Вершинина. Ладно, хватит об этом! Я тебе поесть принесла. И все прочее.