Сенсация

Во Ивлин

И вот теперь он стоял на крыльце, в поту и в пузырях, обожженный крапивой, бездыханный, с пересохшим горлом, к которому подступала тошнота, изнуренный, растрепанный, с котелком в одной руке и с зонтиком в другой. Прислонившись к оштукатуренной колонне, он ждал, когда откроют дверь. Но никто не спешил этого делать. Он снова дернул ручку звонка, но ничего не услышал. За дверью стояла тишина. Ничто не нарушало вечернего покоя, только в громоздких вязах, понатыканных где попало, кричали грачи, и им вторил кто-то совсем близко, над самым ухом мистера Солтера, — сильный баритон выводил обрывки церковных песнопений.

Твой

Престол сияет ярче Солнца днем, луны в ночи, —

блаженно распевал дядя Теодор, надевая брюки, и в его памяти дискант взмывал к сумеречным церковным сводам, трогая даже самые холодные подростковые сердца. Воспоминания были неточны, но эмоциональны.

Мистер Солтер слушал с полнейшим равнодушием. В отчаянии он принялся колотить в дверь зонтиком. Пение прекратилось, и баритон прозаически спросил:

— Эй, кто это там?

Мистер Солтер, ковыляя, спустился из-под навеса и увидел в обрамленном плющом окне второго этажа цветущее патрицианское лицо и пухлый голый торс.

— Добрый вечер, — вежливо произнес он.

— Добрый вечер.

Дядя Теодор высунулся, сколько мог, из окна, разглядывая мистера Солтера через монокль.

— С места, на котором вы стоите, — сказал он, — может показаться, что я полностью обнажен. Спешу вас разуверить. Ниже талии я одет в достойнейшие черные брюки. А вы, наверное, тот самый человек, которого ожидает мой племянник Уильям?

— Да… Я уже давно звоню.

— А мне показалось, — строго произнес дядя Теодор, — что вы колотили в дверь палкой.

— Да. Видите ли…

— Вы опоздаете к ужину, если будете стоять под дверью и буйствовать. Я, кстати, тоже, если буду продолжать этот разговор. Надеюсь вскоре увидеть вас в более подходящих обстоятельствах. Пока же — arivederci. [35]

Голова исчезла, и мелодия снова взмыла в сумерки к верхушкам деревьев и галдящим грачам.

Мистер Солтер повернул ручку двери, и она открылась. Никогда в жизни он не входил сам в чужой дом. Впервые совершив этот поступок, он очутился в вестибюле, по которому были раскиданы ракетки, пальто, куртки и велосипеды. Сбоку стояло чучело медведя. За ним через стеклянные двери был виден холл. Угасающим взором мистер Солтер успел заметить расходящуюся надвое лестницу, мраморный, без ковра, пол в черно-белую клетку, островки мебели и пальмы в кадках. Рядом со стеклянной дверью стояло маленькое кресло, в котором никто никогда не сидел. На него-то и упал мистер Солтер и был через двадцать минут обнаружен там матерью Уильяма, которая спустилась к ужину. Перед тем как отключиться от действительности, он, собрав остатки сил, снял туфли.

35

до свидания (ит.).

Некоторое время миссис Таппок с неодобрением рассматривала его, а затем направилась в гостиную. Это был один из немногих дней, когда Джеймс был на ногах — она слышала, как он стучит в столовой серебряными приборами.

— Джеймс, — позвала она.

— Да, мадам.

— Приехал друг

мистера Уильяма. Думаю, он хотел бы помыться.

— Да, мадам.

Мистер Солтер на самом деле не совсем лишился чувств. Смутно и как бы со стороны он сознавал, что его разглядывает какая-то женщина. Теперь он наблюдал, как к нему медленно приближается Джеймс.

— Ужин скоро будет подан, сэр. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату.

В какой-то момент мистеру Солтеру показалось, что он уже никогда не сможет пошевелиться. Затем он с огромным трудом встал и посмотрел на валявшиеся на полу туфли. Джеймс тоже на них посмотрел. Оба не в состоянии были нагнуться и понимали друг друга. Мистер Солтер пошел за дворецким наверх в носках.

— К сожалению, ваш багаж еще не прибыл, сэр. Трое наших работников его сейчас откапывают.

— Откапывают?!

— Весьма усердно, сэр. Его засыпало шлаком во время аварии.

— Аварии?

— Да, сэр. Грузовик, который вез его со станции, попал в аварию по вине неопытного водителя. При въезде во двор машина перевернулась.

— Водитель жив?

— Пока да, сэр. Вот ваша комната.

На туалетном столике Присциллы горела керосиновая лампа, вокруг которой роились мошки и осенние жуки. Лампа освещала уютную девичью комнату. Кроме ночной рубашки и губки, все оставалось на своих местах. Мистеру Солтеру трудно было себе представить, что он будет ночевать здесь. На полках стояли фарфоровые фигурки животных, а также оленьи и лошадиные копыта, лисьи хвосты, лапки выдр и другие охотничьи трофеи. Из-под кровати доносилось тяжелое, астматическое кряхтение.

— Мисс Присцилла надеется, что вас не затруднит присмотреть ночью за Амабель. Она совсем состарилась и не любит, когда ее носят с места на место. Амабель собака смирная. Если она ночью залает, советую вам накормить ее.

И Джеймс указал на два блюдца с молоком и мясным фаршем, стоявшие на столе и уже успевшие привлечь внимание мистера Солтера.

— Вам что-нибудь еще нужно, сэр?

— Нет, благодарю вас, — слабо отозвался мистер Солтер.

Джеймс вышел, тихо затворив дверь, которая так же тихо приоткрылась вновь, ибо замок давно был не в порядке.

Мистер Солтер налил теплой воды в хорошенький цветастый тазик на подставке.

Вернулся Джеймс.

— Я забыл сообщить вам, сэр, что туалет на этом этаже неисправен. Джентльмены пользуются туалетом напротив библиотеки.

— Благодарю вас.

Джеймс повторил пантомиму с дверью.

Няня Гренджер всегда спускалась в гостиную первой. Ужин полагалось подавать в четверть девятого, и за пятнадцать лет она не опоздала ни на минуту. Когда появилась миссис Таппок, она уже сидела в гостиной и шила коврик авангардистской расцветки. Отдав распоряжения Джеймсу, миссис Таппок улыбнулась и спросила:

— Как сегодня ваша пациентка, няня Гренджер?

И та ответила, как ежевечерне отвечала пятнадцать лет:

— Немного не в духе.

— Да, — сказала миссис Таппок, — по вечерам она часто бывает не в духе.

Женщины сидели в молчании. Няня Гренджер терзала пунцовый кусочек шерсти. Миссис Таппок читала журнал по садоводству, на который была подписана. Свои опасения она высказала вслух, только когда появилась леди Трилби.

— Мальчики опаздывают, — сказала леди Трилби.