Сэнсэй III. Исконный Шамбалы
Шрифт:
– Вот те парадокс!
– рассмеялся Женька, увидев возле костра Сэнсэя.
– А мы думали вы безнадёжно отстали!
– Индюк тоже думал, - добродушно усмехнулся Николай Андреевич, - да в суп попал.
– Ну да, век живи, век учись, - проговорил с ноткой юмора Стас.
– А нам казалось, что мы, свернув с дороги, сократили расстояние?!
– в свою очередь удивился Виктор.
– А идти пришлось гораздо дольше и тяжелее. Если бы мы знали…
Женя почесал свой затылок, и, сотворив умное выражение лица, проговорил:
– Кабы мне тот разум наперёд, что приходит опосля.
От этой его клоунады все вновь рассмеялись. И когда смех утих, Сэнсэй промолвил:
– Соломон однажды сказал: «Увидел я, что полезнее мудрость, чем глупость, как полезнее свет, чем тьма… Но и то я узнал, что единственная участь постигает
Сэнсэй переглянулся с Ариманом, и они вдвоём грустно чему-то улыбнулись. Ребята, видимо, не совсем поняв смысл сказанного Сэнсэем, попытались продолжить с Ариманом прерванную тему разговора о бизнесе. Но у того, очевидно, были свои планы. И он плавно переключил внимание ребят на великолепие своей яхты. Ночью она действительно казалось ещё краше, чем днём. Яхта вся светилась изумительной иллюминацией огней. Их было так много, что свет, исходящих от них, создавал вокруг яхты своеобразную насыщенную ауру. С яхты доносилась приятная на слух мелодия.
– Это у вас там что, вечерняя дискотека?
– с улыбкой поинтересовался Женя.
– Ну что-то вроде того, - усмехнулся Ариман.
– Повезло вашей команде, - завистливо проговорил Женя.
– С таким человеком, на такой яхте, да вокруг света! Ух! С ветерком! Наверное, яхта внутри не менее красивая, чем снаружи?
– О, внутри она гораздо прекраснее, - проговорил Ариман.
– Кстати, есть предложение. Если вы не сильно устали, предлагаю вам прогулку на мою яхту.
– И интригующим голосом добавил: - Между прочим там есть не только хорошая музыка, но и мороженное, фрукты.
– Хотим, хотим!
– чуть ли не хором обрадовано вскрикнули ребята.
Ариман дружески улыбнулся и сказал своему помощнику:
– Велиар, организуй.
Велиар вежливо поклонился и повёл ребят к лодке. Я тоже сначала пошла вместе со всеми. Но, глянув на воду, и покачивание лодки, мне вновь стало как-то нехорошо. Организм снова начал проявлять какие-то странные сигналы непонятного внутреннего дискомфорта. И желание поплыть вместе со всеми как-то сразу пропало. Хотя, честно говоря, мне очень хотелось посмотреть на яхту, тем более туда пошли все наши ребята, Татьяна и даже Николай Андреевич. Но видимо для моего организма день оказался явно перегруженным. Я и так еле добралася до лагеря. А, очутившись возле родных палаток, и вовсе расслабилась, как говориться, отпустив свою силу воли на заслуженный отдых. Организм вмиг обуяла слабость и желание отдохнуть. Поэтому когда наши ребята стали усаживаться в лодку для поездки на яхту, разумом я понимала, что упускаю шанс посмотреть на то, что возможно никогда в жизни больше не увижу. Но такой конфуз моего тела окончательно утвердил меня в решении поскорее добраться до своей палатки, дабы со мной не случились всякие неожиданности. С трудом отказавшись от такого заманчивого предложения побывать на яхте Аримана, я двинулась в направлении своей палатки. Причём на меня накатило волной какое-то странное состояние: с одной стороны злость брала за проявление такой слабости организма в самый неподходящий момент; а с другой стороны - радость и спокойствие, что наконец-то мне удастся от всего этого отдохнуть. Так или иначе, но, добравшись до своего «ложа», я не стала разбираться в причинах такого состояния. А просто решила немного отдохнуть, поскольку, как ещё говорили древние, лучшее лекарство - это сон.
Не знаю, сколько прошло времени, но открыла я глаза от какого-то странного ощущения, что что-то произошло. Татьяны в палатке ещё не было. Я прислушалась к себе. Моё состояние было какое-то необычное. Я так и не поняла, то ли мне всё это сниться, то ли это со мной происходит на самом деле. Если я спала, тогда откуда такая абсолютная ясность и необычная чистота мысли, такое непонятное вдохновение, ощущение прилива сил, точно заново родилась? Я ущипнула себя, чтобы развеять все сомнения. Удивительно, но я скорее догадалась, что делаю себе больно, чем почувствовала боль. Поднявшись с постели, и так до конца не разобравшись в своих ощущениях, я вышла из палатки. В теле чувствовалась необычная лёгкость. Да и двигалось оно как-то плавно. Если я, к примеру, хотела поднять руку, то она поднималась не сразу, а спустя несколько мгновений. Всё это было для меня достаточно необычно и интересно.
Воздух вокруг стал каким-то непривычно сгустившимся. Но больше всего меня поразила тишина, которая царила вокруг. Не было слышно ни музыки, ни веселья
Я подняла голову и посмотрела на огромное небо. Оно было усыпано яркими звёздами, точно на бархатной картине кто-то рассыпал мелкие, блестящие алмазы. Это красота и спокойная гармония космоса ещё больше придала мне вдохновения. Я перевела взгляд в сторону моря. В этой чёрной зияющей бездне, яхта Аримана светилась, словно одинокая безжизненная звезда. Я даже сама себе удивилась такому сравнению. Но только потом поняла, что на самом деле, она действительно была безжизненна. На ней никого не было, ни ребят, ни матросов. Не то что музыки, даже разговоров не было слышно. Как будто никогда на этой яхте не было той весёлой, беззаботной жизни. Необычной была не только эта загадочная тишина, но и ощущение времени. Вернее полное отсутствие такового. Словно это понятие вовсе не существовало. Точно оно затерялось где-то в тайниках вечности, не оставив о своём существовании даже намёка на былое присутствие.
От такого необычного ощущения застывшего мгновения растянувшегося в вечность у меня даже мурашки по коже побежали. Всё было каким-то неестественным, непривычным, словно я попала в совершенно иную сферу реальности: и близкую, и такую далёкую, до боли знакомую, родную и такую чужую, интригующую своей новизной, безвременьем и абсолютной тишиной. Я была просто очарована этим, вроде привычным, но совершенно необычным диковинным миром. И тут я услышала голос.
– Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит… Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь… Что было, то будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем… Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…
Вначале мне показалось, что этот голос льётся откуда-то сверху, словно от звёзд. Я подняла голову, но кроме света ничего не увидела. Потом показалось, что он исходит из-под ног. Но под ногами был лишь вязкий песок. Затем я почувствовала, что голос окружает меня со всех сторон, и начала оглядываться по сторонам. Но куда ни падал мой взор, везде царила тьма. И лишь последние слова мне указали на источник звука. Только сейчас я заметила догорающий костёр на берегу, возле которого сидел Сэнсэй и Ариман. Увидев их, я обрадовалась. Но только сделала шаг им навстречу, как неожиданно мир словно треснул. Раздался какой-то неестественный резкий звук, похожий не то на хруст разорванной ткани, не то на разряд электрического тока. И тут же полились какие-то непонятные звуки, то чётко, то приглушённо. Они накатывались так, словно ветер нагонял сквозняк через треснувшее в окне стекло в ветряную погоду. Мир точно разделился надвое. Усилием воли я попыталась сосредоточиться и понять эти звуки, надломить эту колеблющуюся между мирами нереальную реальность. Удивительно, но у меня получилось. Усилив свою концентрацию внимания, я услышала сначала обрывки фраз, а затем и вовсе странный разговор.
– Как я уже устал, Ригден, если бы ты знал, - прозвучал необыкновенно чистый голос, судя по всему принадлежавший Ариману.
– Одно и то же изо дня в день. Никакого творчества среди этой серости.
– Значит, ты Абраксас, потрудился на славу, - прозвучал в ответ мелодичный голос Сэнсэя.
– Да мне уже давно и трудиться не надо, - голос Аримана из задушевного превратился в печально-осуждающий.
– «Энтузиастов» сейчас столько, что профессионалам здесь уже и делать нечего. Даже скучно на это смотреть. И ты ещё надеешься, что из этого проекта можно что-то выжать?
– Возможно, что-то ещё и получится. Ведь замысел Отче неисповедим и промысел воли Его неисчерпаем.
– Не знаю, Ригден, не знаю… Всё-таки часть целого потому и часть, что в своей индивидуальности повторяет характеристики целого. При таких условиях и наличии превальвации материи вряд ли часть сможет стать целостной единицей, тем более на стадии завершения данного проекта.
– Даже при такой расстановке конъюнктуры у части всё-таки ещё есть шанс стать целым, - промолвил Сэнсэй.