Сент-Ив. Принц Отто

Стивенсон Роберт Льюис

На этом месте я могу опустить занавес. Мы с Флорой обвенчались в начале июня и уже месяцев шесть жили в великолепном Амершеме, когда до нас дошли вести о бегстве императора с острова Эльба. Во время тревоги и смятения «Ста дней» (как граф Шамбор назвал

это время) виконт Анн сидел дома и согревал руки у пламени домашнего очага. Конечно, Наполеон был моим господином, и я не питал слабости к белой кокарде. Но я сделался уже англичанином и, как выразился Ромэн, пустил корни в английскую почву, не говоря уже о том, что я все с большим и большим увлечением следил за новыми биллями и присматривался к местному судопроизводству. Словом, я попал в такое положение, которое затруднило бы казуиста. Но я был спокоен. Полагаю, что вы, друзья мои, взвесив все pro и contra и приняв в соображение, что Флора должна была скоро стать матерью, могли бы предвидеть образ моих действий. Как бы то ни было, я сидел в Амершеме и читал газеты. Раз пришло письмо от Рональда, извещавшее, что четвертый полк получил приказание двинуться в поход или, вернее, отплыть, и что через неделю корабль доставит его и товарищей к войскам герцога Веллингтона в Нидерланды. Моя дорогая непременно захотела проститься с братом, и мы отправились в Эдинбург в двухместной карете, с задним сиденьем для ее девушки и мистера Роулея. Прибыв в Суанстон, мы успели провести с юным Рональдом последний

вечер. Юноше очень шел красный мундир, надетый им в честь дам и орошенный их слезами.

Рано утром мы проехали в город и проникли в толпу, собравшуюся у подножия замковой скалы, чтобы посмотреть на выступление четвертого полка. За стенами крепости послышался барабанный бой и первые ноты марша. Часовой, стоявший с наружной стороны ворот, отступил, сделал на караул, и под массивной аркой показались красные мундиры и блестящие медные инструменты музыкантов. Неумолимый звук барабана служил ответом веявшим платкам, приветственным возгласам мужчин, слезам женщин. За музыкантами ехал Чевеникс. Он увидел нас, слегка вспыхнул и торжественно поклонился. Я никогда не любил этого человека, но должен сознаться, что он был хорош в эту минуту. Мне стало даже немножечко жалко его, потому что он смотрел на Флору, а ее глаза, скользнув мимо него, искали третью роту. Там, рядом с первой колонной, шел Рональд с поднятой головой и ярким румянцем на щеках. Когда юноша проходил мимо нас, его губы дрогнули.

— Храни тебя Бог, Рональд!

— Левое плечо вперед!

Музыканты и майор повернули на улицу, ведущую к северному мосту. Задняя шеренга и адъютант направились к рынку. Наш кучер тронул лошадей. Ручка Флоры схватила мою руку, и я забыл о поднявшейся в моей душе буре противоречивых мыслей, чтобы утешить и поддержать ее.