Сентрал-парк
Шрифт:
— Когда же вы могли это сделать? Мы же все время были вместе.
Он посмотрел на меня и, поджав губы, покачал головой:
— Разве все время, Алиса? В китайском квартале я дождался, пока вы выйдете, и попросил у тамошнего служащего разрешения позвонить. Потом у парка Хэллз-Китчен вы сидели в машине, а я будто бы звонил своему другу Кенни из телефона-автомата. — Кейн принялся отворачивать гаечным ключом гайки, не прерывая рассказа. — На вокзале, когда я покупал билеты, одна милейшая старушка дала мне позвонить со своего мобильника. В Астории, пока вы принимали ванну, у меня было
— И всякий раз выходили на связь с Сеймуром?
— Во всяком случае, именно он помог мне быть более или менее достоверным в роли спецагента ФБР. Не могу не признать, что он оказал мне просто неоценимую помощь. Идея с трупом, найденным на заброшенном сахарном заводике, куда, разумеется, он и не думал ездить, целиком и полностью принадлежит ему.
— Какая гадость!
— Он очень вас любит, должен вам сказать. Немногие на этом свете могут похвастаться столь преданным другом.
Кейн поставил домкрат и стал крутить ручку, приподнимая машину. Увидев, что он скривился от боли, я вспомнила, что вчера вечером всадила в него нож и, вероятно, здорово поранила. Но растекаться от жалости у меня и в мыслях не было.
— А мой отец?
— Вот из-за него пришлось поволноваться. Я совершенно не был уверен, что великий Ален Шафер согласится играть в наши игры. По счастью, Сеймур очень своевременно взял его телефон под контроль.
Я получала удар за ударом, как боксер, загнанный в угол ринга. Но не сдавалась. Я хотела выяснить все. До самого конца.
— Квартира в Астории? Ваш друг Кенни Форест?
— Никакого друга Кенни не существует. Я придумал всю эту историю с джазистами, потому что очень люблю джаз. А квартира — так это моя квартира. Кстати, вы должны мне бутылку «Ла Таш» тысяча девятьсот девяносто девятого года. Я берег это вино «Романе-Конти» для какого-нибудь исключительного случая.
Этому Кейну казалось, что своим шутливым тоном он развеселит и меня тоже! Но я только распалилась еще больше. Можно сказать, вышла из берегов.
— Да идите вы куда подальше с вашим дурацким вином! А владелица дома, миссис Чауч, почему же она вас не узнала?
— Потому что я позвонил ей с вокзала и попросил сделать вид, будто она видит меня впервые.
Он отвинтил все гайки, снял наконец пробитое колесо, и только тогда снова заговорил:
— Агата, ассистентка Крейга, побывала в квартире незадолго до нашего появления и убрала все, что могло бы навести на мысль обо мне как о хозяине этого дома, — фотографии, папки, счета. У меня ужасно болит плечо. Не могли бы вы подать мне запаску?
— А не пошли бы вы с вашими просьбами ко всем чертям?! Теперь переходим к лесной лачуге!
Кейн отошел и поправил повязку, расстегнув вязаную куртку и рубашку. Как видно, от его усилий рана начала кровоточить, но он стиснул зубы и взялся за запасное колесо.
— Лесная лачуга на самом деле принадлежит Калебу Данну. Но я попросил Агату прикнопить к двери обе фотографии и ваше удостоверение, которые нашел в вашем портмоне.
— «Шелби», насколько я понимаю, тоже принадлежит
— Я выиграл эту машину в покер, когда жил в Чикаго, — сообщил психиатр, поднимаясь с корточек и вытирая руки.
И представить невозможно, насколько невыносимо было его слушать! Я чувствовала себя униженной, оплеванной. Подло обманув меня, водя целый день за нос, Кейн отнял у меня последнее, что у меня оставалось: уверенность, что я стоящий полицейский детектив.
— Признаюсь, что мне очень повезло, — продолжал он свои откровения. — Два раза я рисковал погореть, и тогда бы вы меня раскусили. В первый раз, когда настояли, что отправитесь вместе со мной в лабораторию, чтобы сдать на исследование лоскуток с кровавыми пятнами.
Мне показалось, что я чего-то недопоняла, но не стала перебивать, и он продолжил:
— Мы с Элианой друзья, клиника постоянно сотрудничает с ее лабораторией, но у меня не было возможности ни о чем заранее ее предупредить. По счастью, она ни разу не назвала меня при вас «доктор».
Пикантность ситуации меня ничуть не развеселила.
— А второй?
— Когда вы позвонили вашему коллеге Марешалю. Тут я был в двух шагах от провала. Но мне повезло, он не был в курсе, что вы в отпуске по болезни. И повезло еще один раз: просматривая данные камеры наблюдения, он не придал никакого значения датам. Если бы он написал вам, что это снято на прошлой неделе, все бы пропало.
Какую же я чувствовала обиду! Яростную, с которой никак не могла совладать. Все было так мерзко, так несправедливо, так невыносимо!
Я наклонилась, взяла гаечный ключ, распрямилась и изо всех сил саданула по животу этому доброму доктору Кейну.
27
Светлые тени
Не будем бояться говорить правду.
Я наподдала Кейну гаечным ключом еще разок, и он, согнувшись пополам, не в силах вздохнуть, повалился прямо в пыль.
— Если говорить честно, то вы самый настоящий гад!
Он держался за живот обеими руками. Но мне было на него наплевать, меня душил гнев, и я продолжала изливать свою обиду:
— Ваши душераздирающие рассказы о сыне, о смерти сестры вашей жены отвратительны! Как не стыдно так цинично, так подло врать?!
Он попытался подняться, но потом сложил руки перед собой крестом, стараясь защититься от нового удара.
— Но все это правда, Алиса! Что касается моей личной жизни, я не погрешил против истины ни на йоту! Только я был не полицейским, а врачом и добровольно работал психиатром в ассоциации, которая помогает проституткам.
Я отбросила в сторону ключ и не стала мешать ему встать.
— Моя жена действительно уехала в Лондон вместе с сыном, — продолжал он, немного отдышавшись. — И я ушел из клиники, чтобы поселиться к нему поближе.
Пусть даже он не все время врал, но я-то тут при чем? Во мне по-прежнему клокотал неистовый гнев.
— Вы получали удовольствие от своего замечательного маскарада! Но мне-то от вашего издевательства какая польза? Какая польза мне?!
Я бросилась к нему, я молотила его кулаками и орала: