Сепсис
Шрифт:
…Они лежали успокоенные, истомленные, счастливые. О чем-то болтали. Кажется, о… Хотя, когда любящие воркуют в постели, совсем не важно, о чем разговор.
Влада удобно устроилась на его груди и вдыхала, вдыхала… Она любила его запах. Если примешивалась парфюмерия, — недовольно хмурилась.
— Говори скорее! — мелкие морщинки требовательности собрались над переносицей. Сюда же сошлись брови. — Говори!
— Влада, чудо мое, да разве можно все время…? Ведь надоест тебе.
— Ты очень умный, но такой
— Люблю. Очень, очень! До головокруженья… — шептал Лекс и так хорошо, так уютно улыбался.
Морщинки разгладились, успокоенно сложились крылья-брови. Влада, словно котенок, удобнее пристроилась и умиротворенно вздохнула: так хорошо, так уютно! Они были любящей парой. Он — трепетно и нежно, она — неистово, яро, но мучаясь ревностью. Хотя, кто знает, может, без этих страданий не было бы полноценного ощущения счастья!
— О чем ты задумалась?
— Я не задумалась. Я просто плыву на облаке. Плыву, плыву…
— А я с тобой так счастлив, что иногда бывает стыдно перед людьми.
Ее губы дрогнули и изогнулись в полуулыбке:
— Если бы мы с тобой не встретились, ты это сказал бы другой женщине.
Лекс хотел было возразить, но промолчал. Лицо его приобрело наивно-восторженное выражение, свойственное всем влюбленным. Вспомнил, как состоялась их первая встреча.
Часть первая
От тюрьмы да от сумы…
В тот злополучный… Нет, в тот счастливый вечер, спасаясь от дождя, Влада забежала в «Черевички». Бар этот открыли в Москве братья Череванченко. Ходила молва, что братьев надежно поддерживал кто-то из высших сфер. Слухи эти братья всячески подогревали и, в конце концов, сами уверовали в них. И распоясались.
…Взобравшись на высокий стул, Влада с небрежностью завсегдатая — поза, простительная юности, — потребовала у пышноволосого бармена:
— Кофе. Черный. Без сахара. И быстро… — Она недовольно глянула на часики, окантованные фианитом.
Бармен усмехнулся и с нарочитой почтительностью придвинул заказ. Сбоку от бара в телевизоре какая-то смуглянка со страстью ломовой лошади крутила соблазнительными бедрами. Приглушенно звучала музыка. Негромко рокотали голоса за столиками.
Дверца за спиной бармена отворилась, и в зал вышел похожий на бульдога здоровяк. Оглядев зал хозяйским оком, он заметил Владу:
— А где это такие вкусные коленки выдают?
Колени Влады, с аппетитными ямочками, действительно выглядели очень соблазнительно. Сально улыбаясь, Бульдог подсел к Владе:
— А почему така гарна дивчина одна, без парубка? И почему голое кофе, Сеня?.. — не отрывая взора от Влады, обратился он к бармену. — Какой же ты, Семен,
Окатив прилипалу надменным взглядом, Влада попыталась встать.
— Сколько с меня? — спросила, не меняя брюзгливого выражения лица.
— Постой, красотуля, ты же не ответила на мой вопрос… — Бульдог улыбнулся уже не сально, а криво, с угрозой. — Куда же ты прешься?
— Да пошел ты! — дернулась Влада из цепкой хватки.
— Ты что это, курва, разгулялась?! Небось черным во все дырки даешь, а славянам зубки показываешь… Сидеть, я сказал! — Он уже не говорил, а рычал. Миниатюрная ладонь Влады в его руке казалась кукольной. — Ты что, сука, артачишься?
— Отпусти, гад! — шипела Влада, бросая жалобные взгляды в зал. Туда, где только что рокотали баритоны. Но голоса постыдно стихли. Мужчины повернулись к своим дамам. Тишину нарушала лишь негромкая бразильская самба.
— Сюда смотри, курва! — Возмущенный неуступчивостью Влады, Бульдог озверел. Он выкрутил ее ладошку так, что она скособочилась и чуть не выпала со стула, и не сильно, но унизительно шлепнул ее по щеке.
С другого конца стойки поднялся высокий, атлетически сложенный шатен. Приблизившись, он коротким движением высвободил ладошку Влады и, ухватив лапу Бульдога, стал ее выворачивать. Бульдог напрягся. Жилы на шее взбугрились, вены вздулись, глаза сделались большими и выпуклыми. Шатен же, напряженно улыбаясь, словно участник состязания по армрестлингу, смотрел в глаза визави и отжимал его ладонь. Другой рукой он хлестанул его по щеке: несильно, но оскорбительно.
— Не очень приятно, правда? — спросил у Бульдога.
Тот молча отфыркивался, но уже уступал, кособочился. Бармен, доселе замерший в растерянности, пошаркал ногой под стойкой. Тут же дверь распахнулась и из нее выскочили еще два парубка, удивительно похожих на поверженного хама.
Коротким движением шатен опрокинул Бульдога и встал в стойку. Очень своевременно: те двое неслись на него — разъяренные, опасные. Но парень оказался мастером: через секунду и они оказались на полу. Им на помощь уже спешили вышибалы. И бармен вышел из-за стойки, помахивая бейсбольной битой.
Пришедшая в себя Влада со злорадством наблюдала, как тот высокий красавец разделался с ее обидчиком и с этими. Обернувшись, увидела бармена, приближающегося с какой-то дубиной. Она кинулась на спину толстяка, оседлала, как мустанга, и ухватилась за пышную шевелюру. Но прическа слезла с головы. Тогда Влада стала хлестать париком по лицу бармена. Тот завертелся на месте, отрывая обвившую его горло руку, тряс спиной, двигал плечами, скидывая непрошеную наездницу. Да еще эти шлепки его же париком — ослепляли, позорили.