Сепсис
Шрифт:
Дождавшись, пока Генрих покинул здание, Фауст возник перед Владой. Неслышно, неприметно: словно выткался из воздуха.
Влада вздрогнула и подняла глаза. Нет, даже этот навязчивый Паустовский не в состоянии разрушить ее счастливого благодушия. Она улыбнулась той самой улыбкой Джоконды, которая ровным счетом ничего не говорила. Ее можно было истолковать как приветствие, как приглашение, как насмешку… Влада смотрела на Павла, а ему казалось, что смотрит она сквозь него. Как не видим мы стекол очков, сквозь которые смотрим.
Но он не смутился, не стушевался. Фауст давно уже перестал придавать значение символам. Его самоуверенность была
Влада видела его в третий раз, но разглядеть смогла впервые: те две встречи не располагали ее к разглядыванию. А теперь на ясный, ничем не замутненный, глаз она смогла оценить своего визави. Ростом и комплекцией он не уступал Лексу. В движениях чувствовалось умение повелевать. Но глаза… Глаза его лучились неистовым обожанием, восторгом. Они «прогибались» под Владой, они кричали: я в полном твоем подчинении! Несоответствие было столь выразительным, что Влада чуть не хихикнула. С трудом усмирив смешинку, подняла глаза на лицо. Хорошее, умное… Виски чуть прихвачены инеем седины. Брюнет… Владе брюнеты не нравились. Впрочем, блондины с шатенами — тоже. Кого же она любила? Рыжих? Лысых? Нет. Она любила Лекса. Только Лекса!
— Опять вы? — Голос Влады был снисходительным.
— Я не бываю «опять». Я есть постоянно.
Фауст впервые видел ее лучезарную, без холодка, улыбку, но не обрадовался. Знал, что не ему она улыбалась, а в предвкушении встречи. И созидателем их с мужем отношений невольно оказался он, Павел! Теперь следовало эту роль доигрывать. Иначе он выпадает. Вновь холодный взгляд, вновь отчужденность.
— Вот тут телефон. Если вдруг… что-нибудь. По этому номеру вы всегда меня найдете. Днем, ночью… Всегда.
— Забавный номер, — рассеянно усмехнулась Влада. — Заканчивается тремя шестерками. Вы не боитесь? Ведь 666 — знак беды.
— Для меня это простая комбинация цифр, — равнодушно пожал плечами Фауст. — Номер мог бы заканчиваться на 777, 321 или, например, на 427.
Влада встревоженно посмотрела на Паустовского: случайно ли назвал он три последние цифры ее телефона. Но никакой интриги его лицо не выражало.
В полете смятение быстро сменилось радостным волнением. Теперь она продумывала разговор с Алексеем. «Я слишком редко говорила ему о своей любви. Слишком редко. Все время требовала его признаний. Надо сказать, что ничто на свете не стоит наших отношений. Я была, конечно, дурой. Вычеркнуть эту неделю — целую неделю!!! — ссоры из нашей жизни! Врозь целую неделю! Конечно, мы были врозь, бывало, и месяц. Но это физически. Духовно мы были вместе. Если бы не его работа, мы не расставались бы ни на минуту! Все, теперь буду с ним рядом все время. Всегда!»
Войдя в дом, она осмотрелась. «Как всегда чисто, но неуютно. Завтра надо сменить эти жалюзи. Как в офисе. Теперь надо этот казенный дом оживить, вдохнуть тепло, уют. Надо купить цветы. Много. Пусть будет много цветов. — Она тихо рассмеялась. — Да он сам привезет цветы. Как всегда. Много цветов. А потом еще и еще».
Поднявшись наверх, она плюхнулась на кровать и потянулась. Устала. А ведь сегодня наверняка спать не придется. И это здорово!
Покачиваясь на волнах грез, она задремала. Лай собаки потревожил ее зыбкий сон. Влада встрепенулась. Сердце возбужденно затрепетало. Хотела посмотреться в зеркало, но решила не включать свет. Так можно все испортить. Ринулась вниз, но остановилась. Пусть поднимется и обомлеет!
Вслушалась. Не
Ее вдруг затошнило. Незряче вглядываясь в полумрак, она пробиралась в гостевой блок, откуда доносились голоса. Шум воды из ванной приглушал слова, но голоса стали звучнее. Остановившись, она тупо уставилась на дверь. Боялась открыть: знала, что за этой дверью — ужасное, грязное предательство. Она ринулась прочь, но остановилась. Бедное сердце ранено трепетало, металось в сомнениях: а вдруг это домработница? Ну, может же быть, что он дает ей указания? Так бывало… Но не ночью же! А может, все-таки…? Наивная мысль. Но она так обнадеживала душу.
Влада вернулась. Почему пропали голоса?! Она вслушивалась в пугающую тишину. Лишь шум воды. Даже в этом будничном шелесте слышалась враждебность и отчужденность. Выдохнув задержанный воздух, она открыла дверь. И остолбенела! Увидела то, что предполагала увидеть: под струями душа ее муж упоительно ласкал женское тело.
— Боже мой! Боже мой! — простонала Влада.
Испуганно отпрянув от женщины, Алексей согнулся, прикрывая наготу. Прикрыл от нее! Словно прятал улики.
Она выбежала в ночь так стремительно, будто за ней гнался злодей. Бежала и оборачивалась. Лишь в такси почувствовала, как колет в боку и саднит в горле. Тактичный водитель терпеливо смотрел в зеркало, ожидая указаний. Не дождавшись, что-то спросил. Кажется, по-немецки.
Влада недовольно посмотрела на него: кто это такой? Что ему нужно? Но опомнилась, поняла: спрашивает, куда ехать.
— Не знаю, — сказала по-детски жалобно, словно сочувствия ждала. — Не знаю, куда-нибудь подальше отсюда.
Таксист по-русски не понимал. Но, видимо, был отзывчивым человеком. Кивнув, повел машину медленно, осторожно, чтобы не усугубить душевной травмы этой красивой, кем-то обиженной мадам.
«Что делать?! К какому плечу прильнуть? Кому поплакаться? — Не было у Влады подруг — Алексей оберегал от завистниц и ехидн… — Ага! Генрих! Добрый друг Генрих! «Непослушная рука набирала номер. Несколько раз получился сбой, но вот сигнал пошел! Однако: «Абонент недоступен».
Все! И этот единственный адрес для нее недоступен.
— Отель! Какой-нибудь отель! — потеребила она плечо водителя. Ох, как захотелось ей прильнуть хотя бы к этому, чужому, но такому теплому плечу пожилого мудрого таксиста!
Теперь надо посмотреть, что с деньгами. Отели в Швейцарии, должно быть, очень дорогие.
До сих пор Влада не имела при себе больших денег. Алексей не раз предлагал ей открыть счет в банке. Но она отказывалась. Беззаботно смеялась: «Зачем мне деньги? Я же на полном гос-обеспечении. Все мои запросы и капризы немедленно выполняются». Боже! Неужели было время, когда она могла смеяться?! А вот теперь…
Она рылась в сумочке, доставая из разных отделов доллары: триста… еще пятьдесят… еще двадцать. А это что? Недоуменно разглядывала пластиковый квадратик. Господи! Это же визитка Паустовского! Вот кому надо звонить! Сейчас же!
Паустовский отозвался на второй сигнал.
— Павел, простите, что побеспокоила так поздно…
— Влада?!! — Его взволнованный голос еле умещался в трубке. И это был именно тот голос, которого ждала осиротевшая душа Влады. Это был голос-забота, голос-опека. То самое плечо.