Сепсис
Шрифт:
— Все, хватит пустой болтовни. По-моему, ты все уже сказала. Ну и все. Можешь быть свободна. Уходи.
— Не уйду! Я за детьми пришла. Если ты не отдашь детей, я…
— Даже не продолжай! Любая твоя угроза рассмешит меня… Хм… Как я упал в твоих глазах, если ты позволяешь грозить мне? Ты?! Мне?! Все. Убирайся!
— Боже, как я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу!!! — шептала Влада. Глаза ее повлажнели, лицо пылало.
Никогда еще так откровенно она не кричала о своей любви.
Некоторое
— Иди. Уходи. — Голос его стал угасать.
— Я не уйду, пока ты не отдашь мне детей!
— Дети будут со мной. Вопрос решен.
— Это мои дети! Мои! Я их мать!
— Они будут со мной!
— Боже, от тебе исходит адский холод!
— Адский холод? Это что-то новое, — презрительно скривился Алексей. — До сих пор я наивно полагал, что в аду пекло.
— Алексей, — вдруг взмолилась Влада, — отдай детей. Ведь между нами уже ничего не будет! Даже если мы захотим. Между нами пропасть! На что ты надеешься? Если я не нужна тебе, зачем ты удерживаешь меня? У тебя же все есть… У тебя уже другая жизнь… И у меня тоже! Зачем ты так мучаешь меня? Тебе же сейчас… не так плохо.
Он так растерянно посмотрел на нее, что она умолкла.
— Это у меня другая жизнь?! Это мне «не так плохо»? Что у меня есть? Дура! Тварь! Ты всю жизнь мне сломала! Разорвала на куски!.. Другая жизнь у тебя? Ну так иди в свою другую жизнь. Иди и хлебни. Плохо тебе было со мной? Иди и сравни… А дети останутся со мной. Не отдам их тебе. Чтоб ты мучилась… чтоб страдала!.. Приползешь ко мне на коленях… но лучше не приползай. Я вытру о тебя ноги! Уходи, Влада.
— Никуда я не пойду без детей!
— Детям не нужна такая мать.
— Какая это «такая»? Чем я провинилась перед детьми?
— Если ты так легко сменила мужа, то… изменишь и детям.
— Так ты не отдашь детей? — стиснув зубы, прошипела Влада.
Не этого ждал Алексей… Совсем не этого.
— Детей…? Не то… Не то. — Лицо его разочарованно вытянулось, в глазах словно свеча угасала. Но обезумевшая Влада не расшифровала мимики. Не услышала отчаяния, тоски. Подчиняясь охранительным рефлексам, рука окунулась в сумочку.
Режущая, колющая сотнями пик, обжигающая боль остолбенила Алексея. Зажмурившись, судорожно выгнув тело, он схватился за лицо.
Короткий, яростно сдерживаемый стон прорвался сквозь стиснутые зубы. А она отозвалась громким отчаянным криком. Его страдания отдались невыносимой болью в ней самой. Она почувствовала и ожог, и нестерпимую резь. Не выработался во Владе иммунитет к его боли. Они все еще оставались сообщающимися сосудами.
Флакон выпал из руки. Влада в отчаянии застыла.
В кабинет влетел Генрих. Он переводил
Влада порывалась что-то сказать, но тщетно. Бледная, растерянная, она онемело указывала пальцем на Алексея.
Куда делась недавняя удаль? Куда пропала ее ненависть?
— Что случилось, Влада?! Кто это сделал?! — Генрих суетился около стонущего, притоптывающего от боли Лекса. — Быстро машину! Быстро!
Алексея увезли. Влада осталась одна. В его кабинете. И в целой жизни.
Выйдя из операционной, врач озабоченно сообщил Генриху:
— Все, что возможно, мы сделали. В целом вашему другу повезло: температура воздуха в помещении слегка загасила активность «агента». И еще: концентрация кислоты была сравнительно невысокой. Мы провели противошоковые мероприятия — обезболивание, антигистамины… Но это консервативные мероприятия. Необходима срочная операция на глаза. В нашей клинике стопроцентных гарантий дать не могу. Нужно ехать в Германию. Там оборудование для таких именно случаев. Но выезжать надо прямо завтра.
Забившись в угол, она опустошенно вглядывалась в фотографию на рабочем столе Алексея. Фото, где они еще счастливы. Он не убрал ее. Он продолжал любить. И надеяться. Теперь она поняла, что Алексей ждал ее прихода. Хотел убедиться, что Влада еще любит его. А она все перечеркнула. Она сама поставила точку в их отношениях. Жирную точку. Точку, которую нельзя стереть. Нет! Она прикусила губу и почувствовала солоноватый привкус. Прав был Лекс: не справилась она с этой ролью. Но только теперь поняла, что не сможет женщина сделать больно любимому. Не сможет!
Уже темнело, а она все не уходила. Сидела в уголке, как вор, ожидающий потемок, и думала, думала…
Открылась дверь. Свет залил комнату неприятной реальностью. Она часто заморгала отекшими, заплаканными глазами.
— А, вот ты где? — удивленно застыл в дверях Генрих. Он вполголоса что-то поручил секретарше и вернулся к Владе. Но это был уже не прежний Генрих. Это был его двойник, так и не усвоивший манеры прототипа. Куда делись теплый взгляд, смущенно-лукавый наклон головы? Сейчас перед Владой стоял надменно-дерзкий незнакомец.
— Генрих! — простонала Влада, пытаясь встать. От длительной неподвижности тело затекло, онемело. Влада хотела встать, но не удержали затекшие ноги. Она изогнулась, скособочилась и стала похожей на вздыбившегося богомола. Влада выглядела жалкой. — Как он?
— Нормально… Ты лучше позаботься о себе… Вот тебя ждут перемены… Бо-ольшие перемены! Пока он будет в больнице, твоя судьба решится. Я позабочусь об этом.
Влада не понимала. Смотрела на еще недавно близкого друга, стоящего теперь над ней в позе карателя. В его гневном взгляде читался приговор.