Сэр Майкл и сэр Джордж

Пристли Джон Бойнтон

— Для меня — да. И кроме того, это два идиота…

— Да замолчи ты Бога ради! — воскликнула она. — Ты просто вонючий, самоуверенный дурак, вот ты кто! Ненавижу тебя.

— Ах, какая жалость! В таком случае спокойной ночи, Андреа, дорогая!

На другое утро он ехал в Лондон поездом 9.45 в одном купе с пятью дельцами из Бэрманли. Все они были с кожаными чемоданами, все то и дело вынимали какие-то контракты, закладные и золотые авторучки или карандаши, а потом все разом захрапели. Сэр Майкл вяло думал о них, со смесью презрения и зависти. Потом стал думать о Джиме Марлоу и об агентствах по найму секретарей, об И. Б. К. Т. Н. Джонсе, этом соглядатае из Министерства финансов, о Шерли. Поезд нес его в майское утро, через несколько английских графств, в которых царило запустение.

17

Началось

это страшное утро с того, что сэр Джордж явился на Рассел-сквер с опозданием на целый час, если не больше. Как добросовестный служака он требовал неукоснительной аккуратности не только от своих сотрудников, но и от себя, и торопливо вошел в кабинет, испытывая неловкость перед самим собой. Но опоздал он не по своей вине. В час дня Элисон улетала в Париж и в который раз настойчиво объясняла ему, как ей необходимо повидать Марджори Сидни, которая уехала в Париж на несколько ней по делам ЮНЕСКО. С той же настойчивостью она в четвертый раз показывала ему письмо от Марджори. Он отлично знал, что все подстроено и она просто едет на свидание с Недом Грином. Сам он ей не рассказывал, что тоже побывал в студии: пусть думает, что он поехал домой прямо из «Зеленого гонга». Ни разу он не спросил ее, почему она ни словом не обмолвилась о Неде Грине, который, как он знал, уже уехал во Францию. Ясно было одно: она чувствовала, что сэру Джорджу что-то известно, потому до последней минуты пыталась оправдать свою готовность немедленно ответить на призыв Марджори Сидни. Гнусно было порядочному человеку вдруг оказаться в такой ситуации. И вот он опоздал на целый час.

Но не успел он войти к себе, как Джоан Дрейтон с каким-то странным видом положил перед ним визитную карточку:

— Он тут, сэр Джордж.

— Кто это «он»?

— Этот человек. Этот Джонс. А я вдруг вспомнила, что Тим Кемп как-то говорил про некоего Джонса.

— Карточка его? — И сэр Джордж прочел: — «И. Б. К. Т. Н. Джонс. Статистический отдел Министерства финансов». О черт, не нравится мне это. Что он за человек?

— Боюсь, что он именно из тех, кто вам никак не может нравиться, сэр Джордж. Мне он симпатии не внушает. Пришел с час назад, спрашивал вас. Я ему сказала, что вы обычно приходите как часы, ровно в десять. Но он прождал минут двадцать и как будто мне не поверил. Сейчас он, кажется, у Нейла Джонсона.

— Но Нейл ненавидит Министерство финансов и, наверно, так ему и заявил. Нехорошо вышло, Джоан, очень нехорошо. Надо было мне не опаздывать, но жена улетает в Париж. Удивительная вещь: как только, хотя бы косвенно, в дело впутывается Париж, так начинается какая-то странная кутерьма.

— Позвонить, что вы пришли?

— Нет, нет, не надо торопиться. А то у него сразу возникнут подозрения.

— Может быть, он только собирает статистические данные? — с надеждой сказала она.

— Ни секунды не верю. Его прислали подготовить доклад о работе Дискуса. Ведь вы сами сказали, что у него такой вид.

— Да, он какой-то невозмутимый, насмешливый, высокомерный…

— Вот, вот, все они такие. — Сэр Джордж помолчал, потом добавил: — Нет, Джоан, нам лучше всего вести себя как ни в чем не бывало, работать, как работаем каждое утро, будто ничего не случилось. Захочет этот Джонс прервать нашу работу — хорошо, пожалуйста. Но сейчас будем работать. Давайте-ка сегодняшнюю почту.

Просматривая письма при Джоан, сидевшей наготове с блокнотом, сэр Джордж почувствовал облегчение. Он с удовольствием занимался такими разумными административными делами. Несомненно, по некоторым письмам возникнут досадные, а иногда и неразрешимые вопросы, потому что Дискус стоит где-то на самой грани государственной ответственности, а дальше лишь темный хаос — все отрасли искусства. Но когда он сидел вот так, просматривая утреннюю почту, и Джоан, с ее огромным опытом, на лету ловила брошенное вскользь слово или восклицание, ему казалось, что он работает в каком-то деловом учреждении, и это очень успокаивало. Более того, через двадцать минут он совсем забыл, что где-то внизу сидит этот тип, Джонс, и что Элисон вот-вот улетит в Париж, где Марджори Сидни немедленно превратится в Неда Грина, одержимого страстями и алкоголем. Еще с четверть часа он диктовал ответы на те немногочисленные

письма, которые требовали личного вмешательства генерального секретаря Дискуса. Плавно лились знакомые фразы. Джоан уже заполнила блокнот. Но именно в ту минуту, когда ему особенно приятно было работать, вторглось нечто незнакомое, не поддающееся контролю: с шумом ввалились какие-то неизвестные люди, заполнив весь кабинет. Правда, их было всего шестеро — пожилая пара, двое юношей, две девицы. Но все они выглядели весьма внушительно, все пытались пожать ему руку, все говорили разом — оттого и казалось, что они заняли весь кабинет. И не успел сэр Джордж опомниться от внезапности этого нашествия, как пожилой человек, размахивая бутылкой виски, наполнил из нее стакан, стоявший на столе, и сунул его в руку сэру Джорджу. У того перехватило дыхание от изумления, и он с трудом попытался спросить, что им надо.

— Тихо все! — заорал пожилой человек. У него был оглушительный бас. — Пусть будет тихо, пока сэр Джордж скажет нам приветственную речь!

Сэр Джордж только озирался, а они стояли и ждали. У пожилой женщины был довольно измученный вид, но все четверо молодых, при ярко выраженном семейном сходстве, были очень хороши собой — черноволосые, с блестящими зеленовато-серыми глазами. У пожилого мужчины была необычно большая голова, и лицом он походил на одного из наиболее развращенных римских императоров.

— Ваше слово, сэр Джордж, — подбадривающим голосом сказал он. — Мы превратились в слух. Мы в вашем распоряжении, сэр.

— Послушайте! — сказал сэр Джордж. — Что это значит? Кто вы такие?

— Глоточек виски — специально для вас привез, выпейте и скажите, вы когда-нибудь пили что-нибудь лучше?

— О нет! — сказал сэр Джордж. — Кто это по утрам пьет виски? — Он поставил стакан. — Но вы мне объясните вот что: кто вы такие? Что вам здесь нужно? Я хочу сказать, кто бы вы ни были, непозволительно вот так вваливаться в мой кабинет. Это нетерпимо, понимаете, совершенно нетерпимо.

Но тут Джоан Дрейтон, в нарушение всех приличий, вдруг громко прыснула и рассмеялась. За ней расхохотались обе девушки, за ними — пожилая женщина: очевидно, и она не устояла против таинственной тяги всех женщин находить смешные стороны в самых серьезных ситуациях, что уже давно удивляло и раздражало сэра Джорджа.

— Сначала, вот именно, с самого начала, мне надо было представить вам, сэр Джордж, мою жену и всю мою семью — мою труппу. Я — Шон О'Мор, директор и ведущий актер западноирландского передвижного театра О'Мора. Это Мэри Салливен, в обычной жизни — миссис О'Мор. Это наши сыновья, Хью и Рори, и наши дочери — Шейла и Пэдди, все они — актеры нашего театра. И между нами говоря, сэр Джордж, могу вам дать честное слово, что с помощью двух-трех девушек и нескольких статистов мы можем сыграть любую пьесу, да, сэр, любое драматическое произведение. С огромным успехом мы уже много лет объезжаем весь запад Ирландии, сэр Джордж, играем везде — от однодневных спектаклей в маленьких зальцах, а если понадобится — и в сараях, до многонедельных гастролей в Галлоуее и Лимерике, при ежедневной смене программы! — Он торопливо глотнул виски с таким громким бульканьем, что сэр Джордж не успел перебить его. — Да, сэр Джордж, прошу отметить, сэр, вот именно, прошу отметить — мы ежедневно меняем программу!Сначала — классика, причем моя версия «Макбета» или «Гамлета» занимает примерно час двадцать пять минут, затем, по старинной, освященной временем традиции, идут музыкальные номера и в заключение, опять-таки по старинной традиции, один из уморительнейших фарсов — у нас их в репертуаре около двадцати. Кроме классики, мы играем превосходные старинные мелодрамы, сэр Джордж, — «Королевский развод», «Лик в окне», «Монах и леди».

— Мистер Хейвуд смотрел нас три вечера подряд, — крикнул Рори, когда отец остановился, припоминая названия мелодрам, — и говорил, что мы играем великолепно. Папа, при тебе та записка, что он написал в последний вечер?

— Он был очень пьян в тот вечер, бедняжка, — сказала миссис О'Мор. — И Шейле или Пэдди — который из вас, девочки? — пришлось дать ему пощечину.

— Это я его — да разве это пощечина?

— И я тоже, совсем легонько, — добавила вторая девица, — лишь бы дать ему понять, что мне не до его нежностей.