Серапионовы братья. 1921: альманах
Шрифт:
— Извиняюсь, — обиделся актер.
А следователь прямо-таки волчком по комнате.
— Дозвольте, — говорит, — пожать ручку. Собственно, к старухе я. Однако некоторое отсутствие старухи принуждает меня…
— Ничего, — сказал актер. — Пожалуйста. Только сдается мне, что старуха, пожалуй что и дома.
— Нету-с. Совершенно нету. То есть придет сейчас. А дозвольте, из любопытства я, спросить, не состоите ли вы в некотором родстве с подобной старухой?
— Не состою, — ответил актер. — Я, батенька
— Тек-с. Очень хорошо, — удивился Чепыга. — Гм. Зритель. Вижу образованнейшего человека…
Тут актер и с кровати приподнялся, и в Чепыгу дым струйкой.
— Угу, — говорит. — Какое тут родство: темная старуха и артист. Я, батенька мой, человек искусства.
— Вижу образованнейшего человека, — бормотал Чепыга. — И книг чрезвычайное множество. И книги читать изволите по профессии?
— Читаю и книги. По профессии. К «Ниве» тут приложение писателя Горького.
— Тек-с… русская литература. Ну, а касаясь иностранной, южной, может быть, новиночки, через передачу. Из любопытства опять-таки.
— Из иностранного — «Гамлет» английского писателя.
— Удивительно, совершенно удивительно. Мало пишут английские писатели.
«Гм, однако, какого вздору я нагородил. И он-то как глаз отводит. Вот умная бестия. Гм, и с чего бы это я про книги? Да, касаясь южной новиночки, и через передачу… Опутать может. Ей-богу, опутает. Государственный ум…»
«Восьмой час, — подумал актер, вздыхая, — сробеет Машенька. Факт — сробеет… А молодой человек-то общительный. Про книги интересуется».
— Вы, кажется, про книги интересуетесь, не знаю имя-отчества, так вот тут Гамлета — роль. Я, знаете ли, все больше на трагические роли. По профессии. Мне все говорят: наружность у вас трагическая. И я действительно не могу, знаете ли, шутом. каким-нибудь. Я все больше по переживаниям.
«Плохо, — испугался Чепыга, — нельзя так. Не такой это человек, чтобы тоненько. Тут напрямик нужно».
Застегнул Чепыга пиджак на две пуговицы и встал.
— По делу, — говорит, — службы должен допросить вас и установить.
Испугался актер.
— Как? За что же установить, господин судебный следователь, извиняюсь? За что же допросить?
«Как пить дать сгрябчит. И за что? За что же, господи, сгрябчит?»
А следователь и руки в сторону, и голову совершенно набок.
— Не состоите, значит? Значит. Так-то вот и не состоите. А если, скажем, старуха призналась, выдала. Если, скажем, пришла сегодня старуха, гуляючи пришла и, дескать, так и так — выдала.
— Не состою же, господин судебный следователь.
— Гм, — сказал Чепыга. — Прекрасно. Фу ты, как прекрасно. А не скажете ли мне касаясь сборищ тайных у старухи, тайных собраний, и не приходил ли кто к старухе в смысле передачи корреспонденции?
У актера зыбко
— Приходили, господин следователь. Супруга господина Малашкина приходила. Только я, господин следователь, с детских лет предан искусству… А к старухе, это точно, Малашкина приходила. Сначала про жизнь, господин следователь, дескать, плохая жизнь. Так и сказала: плохая, говорит, господин судебный следователь, жизнь.
А потом о политике военных действий, дескать, с юга наступают, господин следователь.
А Малашкина все старухе такое: чего ж, говорит, господин судебный следователь, от своего счастья отказываться.
А старуха отмахивается, отвергает, одним словом, не может, говорит, быть того, чтоб Мишенька в генералы вышел. Так и сказала: в генералы, господин следователь, вышел.
А дальше в комнате шу-шу-шу, а о чем, извиняюсь, не слышал.
А я, господин судебный следователь, могу даже подписку дать: в родстве со старухой не состою и не состоял, и не касаясь политики с детских лет по переживаниям…
И если дымом в лицо, господин следователь, недавно побеспокоил, струйкой по легкомыслию — извиняюсь.
Следователь Чепыга любовно смотрел на актера.
— Тру-ру-рум, — тихо сказал Малашкин и в комнату вошел. — Тру-ру-рум… А я на секундочку вошел. Я к вам, господин следователь, пожалуйста. Ко мне, господин следователь, на чашечку с сахаром по освобождении.
Тру-ру-рум-с. Только совершеннейше вздорный слух касаясь супруги моей. Совершенный вздор, господин следователь. По злобе характера подобное можно сказать. Да и между прочим, не пойдет супруга моя к явной преступнице. Да и ни с кем-то она не знается. И видеть никого не может.
Бывало, господин следователь, сам принуждаю: пойди, говорю, к кому-нибудь, отведи душу от земных забот. Нет, говорит, Гавря, не пойду, говорит, видеть не могу старухи этой.
Подобное по злобе можно сказать.
Так, значит, на чашечку с сахаром.
Тру-ру-рум, господин следователь.
А вы, господин актер, собирайте манатки… Они, господин следователь, из бывших потомственных почетных граждан и барин…
Вы, почетный актер, собирайтесь. Господин следователь вас сейчас арестует.
— Да-с, — голову Чепыга набок. — Да, — развел руками — дескать, очень сожалею, арестую. — Вы, гражданин Малашкин. Последите… А я сейчас… я сейчас… очная ставка. Алиби. Лечу…
Актер, качаясь, сидел на кровати.
— Эх, — говорит, — Малашкин, Малашкин, и что я тебе худого сделал, Малашкин? Хм. Почетный, говорит, гражданин и барин. Убийца ты, Малашкин. Взял ты большой грех на душу. Сгрябчут ведь теперь меня, Малашкин. И за что, пожалуйста, сгрябчут? С детских лет служу искусству… С детских лет и не касаясь политики…