Серая Дружина-1: Сердце Крона
Шрифт:
Первый же взмах клинка выкосил из их рядов брешь в пять единиц. За ним последовали остальные: раз-два, раз-два, в этой спокойной монотонности движений Тано, в том, как легко он держал тяжеленное оружие в хрупких пальцах, было что-то жуткое, и только когда он сделал с десяток взмахов – я поняла…
Он вовсе не умел сражаться. Йехар, который было замер, но теперь опять дрался рядом, - пригибался, нырял под оружие противника, отражал удары, поэтому у него в глазах и было это выражение сосредоточенности воина, который ищет брешь в обороне
А Тано взмахивал мечом так, будто косил траву, и глаза у него оставались лирически-грустными и задумчивыми. И если Глэрион и Йехар в бою составляли единый организм – казалось, клинок Тано сам выбирает себе жертвы, не советуясь с хозяином. Да и хозяин ему не очень-то нужен…
– Тано! – прокатилось над поляной.
Атее с чего-то вздумалось взобраться на тот самый холм, теперь она стояла на нем, в лучших традициях, с развевающимися волосами, с поднятым жезлом…
– Ты умрешь как смертный!
В ответ раздался тихий, грустный смех бога смерти. Он был уж точно не громче воинственных криков наемников и мифических злыдней, или боевого клича Йехара, или воплей с небес, но как только он послышался – замерло на поляне вся и все. Наверное, в этот момент все почувствовали то же, что и я.
Холодок под кожей. Горечь на губах – слабый отзвук горечи, которая звучала в этом смехе. Обреченный разлучать любящих, кто сможет вынести со мной мой жребий?
Вечно юный, уставший от своей юности и своей миссии в прямом смысле слова смертельно, Тано смеялся, опустив свой клинок, не заботясь о том, что оставил спину беззащитной, он смотрел на Атею, на то, как двинулся вниз ее жезл – и не говорил ни слова, только смеялся.
Бог смерти смеялся над смертью.
Я проскочила к холму без всякого прикрытия. Между ним и темницей расположилась пара-другая циклопов, десяток кентавров и еще всяких тварей порядочно, но в этот момент все они окаменели, будто «Горгона» все же сработала на поляне: у них в ушах все еще звучали отзвуки этого страшного смеха. Склон был пологий, и я пробежала его до половины, как вдруг увидела, что моя помощь не нужна. Атея опустила жезл.
И опять улыбалась.
– Стрела моя, - сказала она и не спеша начала спускаться ко мне.
То есть как это – ее стрела… я сунула руку в карман. Все правильно, вот она, стрела Эроота, легкая, солнечная, и как она собирается ее отнять, если даже скипетр свой на меня не нацелила? И не нацелит, я сейчас ударю заморозкой, я не дам ей подойти близко и забрать…
Удар был таким сильным, что у меня из глаз брызнули слезы, и я какой-то миг была целиком уверена, что это Нефос решил нам отомстить за все напасти и попал-таки в меня каким-то разрядом. Потом – страшное ощущение, как будто меня насквозь пронзили Глэрионом… обжигающий холод…
Не успел еще мой разбитый мир собраться воедино, как в ушах начали отдаваться мерные, грозные удары. Бух. Бух. Бух. Это не кровь в висках, почему звук
Я опустила глаза вниз и осознала вдруг, на чем стою. Удары в ушах стали сильнее и четче, теперь казалось, что я слышу их всем телом, земля под ногами вибрировала. Я подняла глаза, уже с трудом – и увидела кивок Атеи. Поощрительный – мол, молодец, догадалась. Жаль, что со временем у тебя такая неудача.
Я уже не слышала биения собственного сердца, а значит, скоро должна была прийти темнота. Только не такая, как для Тано или Зевея. Вечная темнота, до того, как вместе с остальными душами я начну скитаться здесь, ища путь к вратам Эйда…
Бух. Бух. Колени подогнулись, похолодели пальцы, Йехар что-то кричал мне издалека… откуда? Зачем? Одна рука невольно рванулась к груди – защитить, не дать выдрать из меня самое важное, самое дорогое; вторую я не могла уже поднять, только чувствовала сквозь туман, как роняю что-то такое легкое, почти невесомое…
Почва вздрогнула у меня под ногами. И что-то сначала жалко трепыхнулось, а потом судорожно заскакало в горле, и с некоторым опозданием я поняла, что это же мое сердце, которое я отвыкла слышать за последние несколько секунд. Тяжелые, мерные удары доносились еще и сейчас, но теперь они шли только из-под земли, отдавались в ушах, но внутрь меня не лезли. Я стояла на коленях на каменистом холме, а прямо передо мной, в его поверхности торчала маленькая солнечная стрела Эроота, которая выпала из моих пальцев. И на моих глазах без всякой посторонней помощи она вдруг двинулась – и целиком скрылась внутри холма, или Сердца Крона, или кому как нравится.
И внизу, под моими коленями, раздался тяжелый нутряной стон, будто кто-то проснулся. Потом стук и вибрация стали быстрее, чаще, еще чаще, темп нарастал, словно какой-нибудь чудовищный тамтам, но уже не пугал. Судорога дрожи, я ее ощутила всем телом - и вершина холма раскрылась.
У меня хватило ума скатиться к подножию Сердца, а там я смогла встать на ноги. Нужно было бы залечь: уж очень все, что происходило, похоже было на возрождение Крона. Но я поступила в точности с постулатами нашей Дружины: стояла недалеко от эпицентра событий, и, раззявив рот, на события пялилась.
Из раскрывшейся вершины ударил чистый солнечный свет, ушел в небо, встретился там с лучами дневного светила и затерялся в нем. Надтреснутый голос раскатился по поляне до краев: слов было не разобрать, но он звучал виновато и радостно и скоро смолк. А из холма к небу поднялось, развернуло плети величественное дерево.
Оно было похоже на плакучую иву, только плакало по-настоящему: с зелено-серебристых листьев стекали капли, и каждая из них казалась наполненной солнечным светом. Оно было таким мифически-чудесным, что я замерла, и мне показалось, что я просто с головой ушла в какую-то из своих любимых книг: сижу в комнате, рядом тарелка с печеньем, а за окном – дождливое питерское лето, и никто не звонит…