Серая мать
Шрифт:
«А есть другие варианты?»
Поразмыслив, Олеся взяла ведро для мытья пола, сполоснула и тоже поставила под кран.
Звук текущей воды напомнил, что ей нужно в туалет.
Когда Олеся спустила воду в унитазе, струя над ведром сначала истончилась, а потом и вовсе иссякла. Шума, который бывает при наполнении бачка, тоже не последовало.
«Только не это».
Она открыла кран над раковиной. Раздался короткий металлический хрип, а затем все стихло. В раковину упала пара капель чего-то напоминающего жидкую серую грязь. Олеся еще несколько раз открывала и закрывала кран. Бесполезно.
Олеся перевела взгляд на тазик и ведро, заполненное на две трети. Почти половину объема ведра занимала сгущающаяся ко дну сероватая жижа.
Если бы Виктор Иванович не сказал им набрать воды, ситуация была бы еще хуже.
Но он сказал кое-что еще, и эти слова не шли у нее из головы: «Сколько нам тут…».
И правда, сколько?
Долго.
От всплывшего в сознании слова Олесю передернуло, будто по телу пропустили ток. Это был тот же самый внутренний голос, к которому она прислушивалась вчера вечером в прихожей. И он же – девушка осознала это только теперь – нашептывал те дикие мысли во время чаепития.
Интуиция? Или…
Мелькнувшая вдруг мысль о сумасшествии была сама по себе слишком безумной. Никто в их семье не страдал душевными болезнями.
Кроме тебя. Разве не ты бросила учебу в вузе только потому, что твой дед умер и больше не поможет зубрить? Разве не тебя закрыли в психушке на три недели?
Олеся обхватила запястье левой руки и сжала так сильно, что часы до боли впечатались в кожу.
Во-первых, она оказалась не в настоящей психушке, а в отделении неврозов. Во-вторых, это еще ничего не значило. Любой мог…
Нет, не любой. Разве припадки с галлюцинациями случаются у любого?
Чувствуя неприятную скованность в теле (слишком похожую на мертвую скорлупу паники, как перед появлением той черноты, как… да, перед припадком), Олеся отвернулась от ванны. Бездумно и тщательно расправила висящее на батарее махровое полотенце. Труба на ощупь оказалась прохладной, хотя в квартире холода пока не ощущалось.
Пока.
Стараясь игнорировать очередную тревожную мысль, Олеся еще раз провела пальцами по короткому ворсу полотенца, обвела взглядом стены, облицованные светло-розовым кафелем. Это по-прежнему была ее ванная комната. Ничего не изменилось. Никакого сумасшествия не было. И тем более – никаких галлюцинаций. Просто аура. Просто эпилепсия. Единичные приступы, такое бывает. Она и отключалась-то по-настоящему, надолго, всего дважды в жизни! А то, что происходит сейчас вокруг… Это другое, внешнее. И, как любое внешнее явление, оно должно иметь объективную причину. Этиология, патогенез – так ее учили в университете, а потом в колледже.
– Все наладится. Хватит паниковать! – прошептала Олеся своему отражению в зеркале над раковиной и, запоздало сообразив, что разговаривает сама с собой (как сумасшедшая), поспешила выйти из ванной.
На
А ты так хорошо разбираешься в людях?
Нет. После истории с Васей ясно, что нет.
Вот именно. Семен – хороший слушатель? Да ему просто надо было где-то переночевать, вот и все. А ты растаяла, всю жизнь ему пересказала…
– Воды нет, – объявила Олеся.
Собственный голос с трудом рассек поток навязчивых мыслей, словно затупившийся нож.
Семен остановился. Его ладони поползли вверх вдоль бедер, как будто он собирался убрать руки в карманы, а потом дерганым движением скакнули выше, к поясу.
– Фигово, – наконец отозвался он, уперев руки в бока и опустив взгляд под ноги. Несмотря на омрачившееся после Олесиных слов лицо, он по-прежнему выглядел погруженным в себя. Как будто главная проблема состояла в чем-то, касающемся только его, а все остальное – так, ерунда. Это начинало бесить.
Тупой самовлюбленный…
Проклятый внутренний монолог! Когда же он прекратится!
Едва сдержавшись, чтобы не обхватить голову руками, Олеся усилием воли подавила глухое раздражение.
«Сколько нам еще тут…»
Вот именно. Семен застрял здесь так же, как и она. Это не его вина.
Тягучая неизвестность душила. Нужно было разорвать ее, чтобы действительно не начать сходить с ума.
– Есть идеи, что нам теперь делать? – с надеждой спросила Олеся.
– А у тебя?
Олеся внутренне съежилась. Неужели нельзя ответить нормально? Она привыкла, что те, к кому она обращалась за помощью – дедушка, родители, преподаватели, – всегда шли навстречу.
Здесь ты одна.
– Не знаю, – вынужденно признала она (можно подумать, он знает!). – Но какой-то выход ведь должен быть. Вышла же как-то та старуха.
– А с чего ты взяла, что она вышла? – в вопросе Семена сквозила легкая издевка.
– Алла Егоровна ведь сказала, что видела ее во дворе…
– А ты сама ее видела? – Семен повысил голос. – Нет? И я не видел! Извини, но, по-моему, эта твоя Алла Егоровна немного того, – он крутанул пальцем у виска. – Тут и без той бабки какая-то дичь творится! У меня от этого уже башка трещит! Я вообще не должен был тут оказаться!
На небритых щеках Семена проступили желваки. Парень с присвистом выдохнул и сильнее обычного потер затылок.
– Извини. Не обращай внимания, – он выдавил кислую полуулыбку. – Просто курево кончается, а без сигарет я… немного нервным становлюсь. Ты ведь не куришь?
– Нет.
– Вот и правильно. И не начинай, – голос Семена звучал устало. – Ладно, я пойду тогда… Попробую еще раз.
Олеся продолжала стоять посреди маленького коридора возле двери ванной, и парень, не поднимая глаз, протиснулся мимо нее в прихожую.