Серая Орда
Шрифт:
— Пожалуй, стоит поблагодарить давних врагов, — задумчиво произнесла Эрвела и, вспрыгнув в седло, отправилась догонять чародея.
О чём они говорили, никто из людей не услышал. Но вскоре над отрядом поднялись носилки со Старейшей, и вурды скрылись в лесу.
Окрестности Коломны. Берёзовый Лог.
Полк уходил из села той же дорогой, на которой неделю назад явился.
Так и не случилось ему перейти Цну. Сперва тревожили откуда-то вынырнувшие ватаги. Ни днём, ни ночью покоя не стало. Сотника недосчитался
Старика зарубили перед уходом. То, что он врага наводил, узнали случайно. В селе никто словом не обмолвился. Но слишком часто отлучался Яндар. Узнали.
Мичу отца за рекой схоронил, на мещёрской стороне. И в рощице той, говорят, с тех пор яндаров дух обитает.
Яндар, по-мещёрски, значит светлый.
Городец Мещёрский. День спустя.
Затевать шумные пиры не в обычаях лесного народа. Но, по правде сказать, и побед, подобных только что одержанной в этих краях не случалось со времён Соловья, который, прежде чем сгинуть, попортил немало крови захватчикам. Обитатели Мещеры старались жить тихо, на чужие земли не зарились, а собственную свободу предпочитали отстаивать с помощью тайных вылазок, ударов из-за угла, нежели в кровопролитных сражениях. Такой разумный подход до сих пор позволял не слишком многочисленным племенам сдерживать напор воинственных соседей, сохраняя свои верования, обычаи, свой уклад жизни.
Увидев младшего сына целым и невредимым, князь обрёл прежнюю живость, а мудрость вновь воцарилась в седой голове. Не столько желая поразить гостей хлебосольством, сколько стремясь закрепить союз, что до сих пор существовал лишь в смелых замыслах, Ук приказал печатнику устроить хороший пир.
Непростым оказалось это поручение. Ни одна из трапезных княжеского дворца не смогла бы вместить такого числа гостей. Карбыш, уповая на погоду, решил накрывать во дворе. Столы, лавки, равно как и посуду, со всего дворца собирали. Челядь носилась точно орда разбойничья. Звон серебра, топот ног, крики.
Пока участники битвы отсыпались, парились в банях, пока врачевали раны целебными мазями да отварами, печатник изводил князя вопросами. Как рассадить гостей, чтобы не вызвать ни в ком ненароком обиды? Русские князья в этом деле особой щепетильностью отличались, да и прочие не абы где сидеть соглашались. А что к столу подавать? Мясные блюда отвратительны овдам потому что мясные, а вурдам, потому что несвежие. А у кого-то пост, а у других обычай после битвы плоть не вкушать.
Князь плюнул в сердцах и приказал так столы расставить, чтобы ни начала, ни конца у них не оказалось. А мяса на столы вовсе не выкладывать, но подождать до тех пор, пока гости не приложатся хорошенько к выпивке, а уж тогда поступать по обстановке.
Так и сделали.
Вечером, в ожидании нескольких сотен голодных воинов и воительниц, столы ломились от всевозможных яств, а кувшины с винами и медами стояли плотнее деревьев в Муромских чащах. Гостей рассадили. Не успели те осмотреться и сообразить, кто где сидит, чаши наполнили вином.
Старый Ук встал, поднял кубок и произнёс речь. Что вот, наслал враг беду великую, Орду
Сказав слово, Ук осушил кубок и сел на место, предоставив пиру идти своим чередом.
Расчёт старого князя оправдался. Изрядно выпив после первых речей, гости очень скоро перестали обращать внимание на занимаемые места, и потребляемую пищу. Эрвела, подняв кубок за здоровье мещёрского князя, пересела к своим девушкам, все прочие тоже принялись пересаживаться, ходить по двору, гости перемешались, отчуждение под влиянием винных паров растаяло, общение стало непринуждённым.
Васька Румянец, гоношась перед такими же молодыми дружками, принялся задирать вурдов.
— Это что у тебя, нож? — обратился он к Власоруку.
— Нет, добрый человек, зубочистка, — спокойно ответил вурд и, как ни в чём не бывало, вернулся к поеданию любимых лепёшек
Но Румянец не отставал. Он потянулся и, как бы между прочим, заметил.
— Эх, немало мы с княжичем вашего брата положили в прошлом году под Муромом.
Вурд прекратил есть, вальяжно, точно купец в обжорный день, развернулся всем телом к боярскому сыну и сказал:
— В прошлом году, уважаемый, моих братьев под Муромом не было.
Румянец замялся.
— Ну, это я иносказательно… В том смысле, что вурдов порубили немало…
Власорук прищурил глаза.
— Ну, если иносказательно, — заметил он. — То знал бы ты, мил человек, сколько твоих соплеменников мы с братьями сгубили за последние годы, то не стал бы заниматься пустой похвальбой.
Румянец слегка покраснел, а вурд, заметив его смущение, принялся развивать успех. Он развалился на лавке и проговорил нарочито зловещим голосом:
— В особенности мы, вурды, любим молоденьких мальчиков, вроде тебя.
— Не в греческом смысле мальчиков любим, — влез в разговор, оторвавшись от мёда Быстроног.
— Да, не в греческом, — согласился с поправкой Власорук. — Так вот, как известно, мы не едим стервятину, нам нужно, как это сказать, чтобы кровь ещё дымилась, а суставы гнулись. Окоченевший труп — не для нас пища. Такое мы лисам оставляем. Поэтому очень важно, чтобы молоденький мальчик не сразу копыта отбрасывал, когда мы семьёй снедать садимся, чтобы жил ещё…
Васька, потеряв всякую охоту к еде, раздражённо отбросил вилку, а довольный собой Власорук вернулся к лепёшкам.
Тем временем, оставив чествование воинов князьям и воеводам, Ук взялся награждать своих подданных. Начал он с вурдов, которые, строго говоря, его подданными не являлись. Власорук и Быстроног получили по аравийской сабле, с серебряными рукоятями и красивой резьбой. Которовские бойцы получили освобождение от всевозможных податей на вечные времена, и, кроме того, каждый из них получил от князя богатые подарки. Тарко не был награждён ничем, он получил нечто большее. Получил надежду, что когда-нибудь в будущем, князь позволит ему жениться на дочери, если будет на то её согласие.