Серая радуга
Шрифт:
Богиня прикусила губу и прикрыла глаза. Она была слишком гордой, чтобы отправиться к Максу, и надеялась, что однажды он подойдет к ней сам. Но Ковальски всё не показывался в саду, хотя уже вечером встал на ноги. Помедлив, богиня кивнула. Один раз.
Бедный рыцарь пошатнулся.
— Но тогда… как вы… вы же останетесь такой? Ведь избавить вас суждено не ему, а истинному Оплоту!
Лори кивнула.
— Неужели вы хотите остаться с этой вашей… «слепой магией»… такой, какая вы сейчас?
Лори наклонилась опять и выцарапала коротко: «Для него
Гиацинт наконец выкинул розы. Очередной порыв ветра смешно взъерошил его волосы.
— А что же делать мне? — тихо и как-то испуганно спросил он. — Нарекательница сказала, что у меня судьба: спасти вас и Одонар однажды… Разве вы не верите в судьбу?
Лори ничего не ответила и ничего не написала. Эта судьба уже отчебучила с богиней очень странную шутку, когда однажды из кустов сирени вылетел и растянулся посреди дорожки человек из иного мира.
И как Светлоликая, бывшая когда-то неотделимой от любви, в это чувство она верила гораздо больше.
Гиацинт выдохнул и кое-как овладел собой. Всё же его готовили к сражениям, и дух он укреплял не зря.
— Значит, я буду вас ждать, — почти с ожесточением сказал он. — Я не просил у Нарекательницы должность Оплота, я не подстраивал знамения, и не я отыскал Кровавую Печать, и это всё не могло случиться просто так! Не я здесь лишний! Он лишний! И если он такой умный, как о нем говорят шепталы на Ярмарке — он сам понимает это. И значит, рано или поздно — он уйдет, чтобы дать вам свободу от него и от вашей магии. Потому что эта самая судьба, которую я с удовольствием проклял бы, — она выбрала меня, а не его вашей парой! И Макс Февраль знает это, потому сейчас рядом с вами стою я, а не он. Потому что…
Совсем близко в булыжник дорожки ударила молния. Ураганный порыв ветра толкнул молодого рыцаря в грудь. Лори обернулась рывком, и он заметил, как по ее щеке скатывается одинокая слеза, скользит по щеке кусочком хрусталя и падает на дорожку.
Капли дождя упали на землю, второй порыв ветра заставил пригнуться кусты сирени. Гиацинт наконец вспомнил, с кем говорил и как говорил, проклял себя раз триста и забормотал довольно жалко, не представляя, что делать:
— Госпожа… вы… я наболтал… но это всё чушь… это ничего, что его нет тут, это не поэтому… Вот же права моя матушка: таких дурных мальчишек еще не видела Целестия… пожалуйста, госпожа Лорелея…
Он поднял голову в небо и окаменел от ужаса: радуги Целестии не было видно среди туч. Так ему показалось в первую секунду, а потом он понял, что радуга на положенном месте, но вся, от первой до последней полосы — серого цвета. Разных оттенков серого цвета, словно из неё выпили краски.
— Это… это вы так?! — прошептал бедный тинторель, на Лорелею он смотрел с суеверным ужасом. Но и она с таким же ужасом смотрела то на него, то на серую радугу в небесах и отчаянно мотала головой, заламывала руки, будто хотела оправдаться… Гиацинт перешагнул страх, подошел совсем близко и перехватил ее ладони в свои и торопливо зашептал:
— Ничего,
Лори ничего не желала слушать. Она зажмурилась, отчаянно вздрагивала и только снова и снова испуганно качала головой, будто говоря: «Это ведь не я, конечно, не я…»
Двери артефактория распахнулись с грохотом, который был слышен даже в саду. Голос Вонды, надтреснутый и очень громкий, раскатился по окрестностям:
— Жив! Жив и при полной мощи! Опоздали, соколики!
Это самое «жив» почему-то наполнило Гиацинта еще худшим ужасом, чем бесцветье радуги в небесах.
Глава 20. Вред от чтения
— Во скотина.
— Главное, после завтрака воскрес, шоб ему пусто было!
— Что, занятий сегодня не будет, что ли?
— Пошли в «стрекозла» сыгранем, а?
— Сдурел?!
Трагические настроения по поводу возрождения древнего ужаса Целестии — Сына Морозящего Дракона — распространяться как-то не спешили. Ввергнуть в панику ученичков артефактория было непросто. Теорики и практеры прилипли к окнам, поглядывали на серую радугу и вовсю обменивались впечатлениями:
— Слышь, а как его откачали, там же уже все сгнило, нет?
— А, отловим Хета, за пару ирисок спросим…
— Э-э! Кто в «стрекозла»?
— Щас, Бестия вылезет, такого всем стрекозла покажет — ты на седьмую дугу радуги залезешь!
— А что Бестия?
— Да, наверно, пойдет Холдона бить.
— Это с Магистрами вместе?
— Ха, это ж Бестия, за ней и Магистры не угонятся. Ух-х, посмотреть бы…
— А нам что делать, то есть?
— А нам-то чего? Холдон будет с Семицветником разбираться, да с Бестией, да с Алым ведомством. А у нас тут — Оплот.
— Два Оплота.
— Один Оплот и один Ковальски, а-а-а-а?
— А Оплоты с Бестией тоже пойдут Холдона бить, небось?
— Настоящий — нет, ему ж Одонар защищать положено. А Ковальски — небось, может…
— Ну, и бедный Холдон тогда…
— Ребзя, я сарделек из трапезной приволок, будете?
— О-о-о-о, свиные!!!
Холдон был благополучно забыт ради радости желудков.
Среди практикантов царили более мрачные настроения, Отдел Анализа поголовно ходил и очень многозначительно чесал в затылках, а все действующие артефакторы попросту были вызваны к Бестии сразу же после появления серой радуги в небесах.
Компания подобралась взрослая, глупым оптимизмом никто не страдал. Если кто-то захотел проникнуться радужными настроениями — Бестия и Ковальски бы никому не дали. Эти двое расположились на разных концах стола, будто враждующие командиры союзных армий. Диалог они тоже вели как командиры — не видя остальных:
— Что он проделал с радугой?
— Над Альтау она тоже была серой.
— Я не спрашиваю, какой она была над Альтау, мне интересно, для чего ему этот трюк.
Вмешалась Ренейла, которой просто необходимо было кого-нибудь в чем-нибудь просветить: