Сердца и камни
Шрифт:
— Мы с вами где-то виделись? — спросил Лехт с обычной приветливостью.
— Конечно, виделись, — ответил человек. — Я был у вас, в городском Совете, когда вы убеждали меня, что наступили новые времена и я должен был будто бы уступить половину моего особняка каким-то нищим. Как видите, действительно наступили новые времена. Мой особняк опять свободен. А вы что делаете теперь?
Это был, конечно, Шинбер. Лехт решил, что на первой же станции он сойдет с поезда или уйдет в другой вагон. Но Шинбер разгадал этот замысел, и трудно даже понять, как ему удалось связаться
Юрий хорошо знал эту историю и, опасаясь новой встречи с каким-нибудь Шинбером, советовал Лехту ни с кем не вступать в разговоры, тем более что людей подслушивающих, шпионящих, подсматривающих в лагере было очень много. И все-таки Лехт счел необходимым прежде всего подумать о судьбе Старика. Ведь комендант лагеря предупредил, что за побег часовой отвечает своей головой.
Лехт подошел к Старику и, делая вид, что страшно занят изучением торфяного брикета, тихо сказал:
— Мы были бы очень рады, если бы вы, скажем, на один день заболели. Это возможно?
Старик, только что смотревший на Лехта спокойно и, как ему показалось, участливо, мгновенно преобразился, стал хмурым и злым, коротко спросил:
— Что вы надумали?
— Ничего, — ответил Лехт, — я пошутил.
— Не очень хорошие шутки, — сказал часовой. — Не вздумайте бежать. Вас настигнут и убьют. Вы ведь, кажется, образованные люди. Вместе с вами погибну и я.
Лехт усмехнулся, снова сказал, что пошутил. Нет, конечно, они не собираются ни бежать, ни причинять Старику какие бы то ни было неприятности. Просто ему показалось, что часовой плохо себя чувствует и нуждается в отдыхе, и он предложил ему отдохнуть, поболеть. Разве это нельзя?
Но часовой его уже не слушал. Он подозвал начальника караула и начал ему что-то долго и торопливо рассказывать.
А Юрий всего этого не знал. Он с нетерпением ждал условленного часа, когда они должны были встретиться у торфяных брикетов и в удобную минуту побежать к опушке леса. От брикетов до опушки леса — двести метров, но именно эти двести метров отделяли их от свободы. Именно эти двести метров были той пропастью, которая лежала между жизнью и смертью.
Начальник караула, по-видимому, взволновался еще больше, чем часовой, подошел к Лехту, ударил его и крикнул:
— Никаких разговоров с часовым!
Подошел еще один часовой, и Лехта увели на дальний участок.
Юрий напрасно ждал в условленном месте.
Лехт не пришел. Побег не состоялся.
Ночью, когда Лехт и Юрий легли на свои нары, все выяснилось. Юрий только сказал:
— Я так и знал, что ты пожалеешь этого Старика.
— Нельзя добывать себе свободу такой ценой, — ответил Лехт.
В ту же ночь они поклялись, что вне зависимости от создавшихся обстоятельств должны все же бежать. И, хоть за ними будут следить, к ним будут придираться и в конце концов постараются перевести в блок смертников, откуда еще никто не возвращался, — они должны бежать.
На следующий день их отправили, как всегда, на добычу торфа. Юрий мысленно представлял себе
— Нет, мы должны бежать, и немедленно, — как бы споря с самим собой, говорил Юрий.
Начался дождь. Лехт и Юрий спрятались за торфяной скирдой. Часовой окликнул их, но они не ответили. Часовой пошел искать их к другой скирде, и они решили воспользоваться этим удобным моментом. Будто бы сама судьба помогла им в этот тяжкий для них час. И даже не сговариваясь, они побежали к лесу. По-видимому, часовой не сразу увидел две бегущие фигуры.
Лехт все время считал, и первый выстрел он услышал, когда счет дошел до сорока трех. Лес уже был близок. Послышались автоматные очереди. В них стреляли со всех сторон. Последние метры они бежали под огнем автоматов. Лехт и Юрий знали, что преследовать их сразу не будут — могут сбежать в лес и другие узники лагеря. К счастью, торфяные болота и примыкавший к ним лес еще не были ограждены колючей проволокой.
Мне показалось, что эта история связана с тем, что Лехт назвал «подводными рифами». Я сказал ему об этом.
— Точно, точно, — ответил Лехт, — и прежде всего — с Янесом.
— С капо Янесом?
— Вот именно.
— Разве вы встречались с ним после войны?
— Если бы я только встречался — это было бы полбеды. Он появился в самый острый момент борьбы за силикальцит.
— И что же?
— Ну, это уже другая история, я не хочу забегать вперед. Но запомните это имя — Янес.
Лехт ушел в дом с котелком горячей воды, потом вернулся и сказал, что хозяйка больше в его помощи не нуждается и советует нам идти спать.
— Но, может быть, мы еще посидим? — предложил Лехт.
— Если вы только не устали.
— Нет, я не устал, — ответил Лехт и, как мне показалось, обрадовался возможности посидеть в тишине у догорающего костра и вспомнить, как бы передумать и вновь пережить события минувших лет.
— Если можно, — сказал я, — расскажите, хотя бы очень коротко, что такое силикальцит?
Лехт тихо засмеялся, сквозь смех проговорил:
— Мне всегда кажется, что все уже это давно знают. Все-таки я ужасный человек. — Потом уже серьезно добавил: — Давайте вернемся с вами, скажем, на три тысячи лет назад.
— Ну что ж, это не так уж далеко, — согласился я и приготовился слушать историю сотворения мира.
— Еще в те времена, — начал Лехт, — когда сооружались египетские пирамиды, люди пользовались песком и известью. Да-да, камни древних сооружений скреплялись раствором из песка и извести и как будто выдержали испытание временем. Да? Так вот, силикальцит мы тоже делаем из песка и извести. Давайте встретимся еще через три тысячи лет и проверим — выдержит ли это испытание силикальцит. — Лехт был весело настроен. — Конечно, между египетскими пирамидами и силикальцитом в мире были еще кое-какие события, — продолжал Лехт, — в частности, в строительном искусстве. С этим трудно спорить.