Сердца в Атлантиде
Шрифт:
11
По дороге обратно в комплекс общежитий Чемберлен — Кинг — Франклин я взял ее за руку, как будто так и надо было. Она переплела пальцы с моими достаточно естественно, но мне почудилась некоторая скованность.
— Ты вернешься к «Мятежу на «Кейне»? — спросила она. — Если ты не потерял корешок билета, тебя пустят. А то возьми мой.
— Не-а. Мне нужно долбить геологию.
— На спор, будешь вместо этого всю ночь дуться в карты.
— Не могу себе этого позволить, — сказал я. И с полной искренностью. Я думал вернуться
— «Одинокие борения» или «Жизнь студента по займу», — сказала Кэрол. — Душенадрывающий роман Чарльза Диккенса. Вы будете рыдать, когда храбрый Питер Рили утопится в реке, узнав, что Служба финансовой помощи лишила его таковой.
Я засмеялся. Она была очень догадлива.
— Я ведь в том же положении. Если напортачим, то почему бы нам не устроить двойное самоубийство? Нырнем в Пеобскот, и прощай жестокий мир.
— А вообще-то, что девочка из Коннектикута делает в Университете Мэна? — спросил я.
— Ответить не так просто. И если ты вздумаешь пригласить меня еще раз куда-нибудь, учти, ты для меня дедушка. Собственно восемнадцать мне будет только в ноябре. Я перескочила седьмой класс. В том году мои родители развелись, и мне было очень скверно. Оставалось либо заниматься с утра до вечера, либо стать одной из харвичских старшеклассниц на уличном углу. Тех, которые получают высшие баллы за французские поцелуи и обычно беременеют в шестнадцать лет. Ты представляешь, о ком я?
— Само собой.
В Гейтсе вы видели их хихикающие стайки перед «Фонтаном Фрэнка» или «Сладкими Сливками» в ожидании появления мальчиков в их повидавших виды «фордах» и «плимутах-хеми» — скоростных машинах со щитками и налепленными на задние стекла надписями «ФРАМ» и «КВАКЕРСКИЙ ШТАТ» [25] — или же могли видеть этих девочек уже женщинами в другом конце Главной улицы на десять лет старше, на сорок фунтов тяжелее за пивом и виски в «Таверне Чука».
— И я занималась с утра до вечера. Мой отец служил во флоте. Был уволен по инвалидности и переехал сюда, в Мэн… в Дамарискотту, дальше по побережью.
25
Пенсильвания.
Я кивнул, вспоминая жениха Дианы Рени — того, что сказал: «Так держать!» и пошел служить на фло-о-о-т…
— Я жила с матерью в Коннектикуте и училась в харвичской городской школе. Я подала заявление в шестнадцать разных колледжей, и меня приняли все, кроме трех… но…
— Но они хотели, чтобы ты сама платила за обучение, а ты не могла.
Она кивнула.
— До лучших стипендий я не дотянула по отборочным тестам баллов на двадцать. Не помешали бы какие-нибудь спортивные достижения, но я слишком корпела над учебниками. И к тому времени я уже вовсю втюрилась в Салл-Джона.
— Твоего мальчика, верно?
Она кивнула, но так, словно этот Салл-Джон не очень ее интересовал.
— Реальное финансовое содействие предлагали только университеты
— А с отцом ты лучше ладишь?
— Я его почти не вижу, — сказала она сухо и деловито. — Он живет с бабой, которая… ну, они все время пьют и сцепляются друг с другом. И хватит об этом. Но он постоянный житель штата, я его дочь. Я не обеспечена всем, в чем нуждаюсь — откровенно говоря, Коннектикут предлагал условия получше, — но я не боюсь подрабатывать. Ради того, чтобы выбраться оттуда.
Она глубоко вдохнула вечерний воздух и выдохнула его белесой дымкой. Мы почти дошли до Франклина. В вестибюле в жестких пластмассовых креслах сидели парни, ожидая, когда их девочки спустятся к ним. Ну, просто альбом со снимками преступников-рецидивистов! «Ради того, чтобы выбраться оттуда». Она подразумевала мать, городок, школу? Или это включало и ее мальчика?
Когда мы подошли к двойным дверям ее корпуса, я обнял ее и наклонился поцеловать. Она уперлась ладонями мне в грудь. Не попятилась, а просто остановила меня. И поглядела на меня снизу вверх со своей легкой улыбкой. Мне пришло в голову, что я того и гляди полюблю эту улыбку — можно проснуться посреди ночи, думая о такой улыбке. О голубых глазах и светлых волосах тоже, но главным образом об улыбке. Губы только чуть изгибались, но в уголках рта все равно появлялись ямочки.
— На самом деле моего мальчика зовут Джон Салливан, — сказала она. — Как боксера. А теперь скажи, как зовут твою девочку?
— Эннмари, — сказал я, и мне не слишком понравилось, как прозвучало ее имя. — Эннмари Сьюси. В этом году она кончает городскую школу Гейтс-Фоллса.
Я отпустил Кэрол, а она отняла ладони от моей груди и взяла меня за руки.
— Это информация, — сказала она. — Информация и только. Все еще хочешь меня поцеловать?
Я кивнул. Да, я хотел и даже сильнее, чем прежде.
— Ладно. — Она откинула лицо, закрыла глаза и чуточку приоткрыла губы. Совсем как девчушка, которая ждет у лестницы, чтобы папочка поцеловал ее перед сном. До того умилительно, что я чуть не засмеялся. Но вместо этого просто нагнулся и поцеловал ее. Она поцеловала меня в ответ радостно и с жаром. Наши языки не соприкоснулись, но все равно поцелуй был ищущим, исчерпывающим. Когда она отодвинулась, щеки ее пылали, глаза блестели.
— Спокойной ночи. Спасибо за фильм.
— Хочешь повторить?
— Надо подумать, — сказала она. Она улыбалась, но глаза у нее были серьезными. Наверное, подумала о своем мальчике. Во всяком случае, я подумал об Эннмари. — Пожалуй, лучше уйди. Увидимся у конвейера в понедельник. Ты в какой смене?
— Обед и ужин.
— У меня завтрак и обед. Значит, до обеда.
— Ешь больше мэнской фасоли, — сказал я и рассмешил ее. Она вошла в дверь. Я провожал ее взглядом, подняв воротник и сунув руки в карманы, с сигаретой во рту, я ощущал себя почти Боги. Я смотрел, как она сказала что-то девушке за столом дежурной, а потом взбежала по лестнице, все еще смеясь.