Сердце ангела
Шрифт:
— Так, выходит, он засек слежку и сориентировался… — Язвицкий покачал головой. — Зря мы, наверно, трепали, что хотим достать американцев. Дошла весточка.
— Так и было задумано — попугать, затравить, потом убрать… А в общем-то, оно, может, и к лучшему.
— Простишь и забудешь? Не узнаю тебя, Вася.
— Ехидный ты, Язва. Кислый, как изжога. — Фистулин огляделся. — Что за сволочь бутылки раскидала? Эй, киска, хватит мокнуть. Принеси холодненького.
Накинув махровый халат, Инесса направилась к бару. Она старалась не пропустить ни единого слова. Если американцев в конце концов грохнут, она сумеет воспользоваться информацией.
— Мне послышалось, Лаврик берет увольнение по собственному желанию? Тихо радовался Никандр неудаче. Он ревниво относился к любой затее без его идейного участия, и уже прокручивал в голове план, способный спасти ситуацию.
— Думается, задание стоит усложнить. ты же против этого американского фокусника — магистр, академик, генералиссимус. И душа у тебя романтическая — большой песни просит. — Оглянувшись на подошедшую Инессу, Язвицкий взял пиво и передал Фистулину. — Ну, так сыграем с фейерверком!
— Подумаем… — Отхлебнув, Василий Шакерович мечтательно опустил веки. — С завтрашнего дня на чай перейду. Раз сегодня не вышло…
Инесса нерешительно присела на колени «мужа». Он не прогнал, позволив обнять себя за шею и прильнуть обнаженной под распахнутым халатом грудью. Обговорим все с утречка, Никандр. Учтем, тысызыть, упущения и примем меры… Оправдаем возложенное на нас доверие международной общественности. — Он поднял бутылку.
— Ну и порядок! За резолюцию генерального! — Язвицкий со звоном чокнулся с Фистулиным. — Чтоб нам было густо, а им всем — пусто!
— Вы можете помочь ей? — Без обиняков спросил Флавин, войдя вслед за встретившим его человеком в большой зал, освещенный огнем гигантского очага. Он стоял под сводчатыми арками, держа на руках потерявшую сознание Виту. худой старик, являвшийся то ли хозяином замка, то ли единственным его обитателем, ничего не ответил. Оба его широко раскрытых глаза покрывала белая пленка.
— Меня зовут Крис Флавин. Этой девушке плохо. — Крис чувствовал, как отчаянно колотится его сердце — если старик умалишенный, то все поступки Флавина преступны. По существу, он убивает Виту, заманив её в эту глушь. Возможно, она умирает.
— Она спит. — Едва пошевелил губами старик, но Крис отчетливо услышал перекатывающиеся под каменными сводами звуки. — Положи её, пусть согреется у огня.
Крис с опаской опустил Виту на свалявшуюся медвежью шкуру. Она открыла глаза, сонно улыбнулась и свернулась калачиком. Флавин коснулся её щеки, лба — жара не было.
— Любовь может быть даром или проклятием. Но она всегда могучая сила, — проскрипел старик. — Любящий наделен храбростью и зоркостью. Ты все же нашел меня, Кристос. — Он подошел к креслу, развернутому перед окном, как перед телевизором, и сел, подняв лицо к темнеющему в толстой стене узкому прямоугольнику.
— Много снега. Под утро умрет толстый Герхард — у него пекарня в селе и три больших пса. А на чердаке старого дома скрывается древняя книга. О, если б хоть кто-то из них, там, внизу, умел понимать предсказания… Кэтлин умела. Я научил её. А потом отнял память.
От старика пахло пылью и плесенью, как от пергамента, хранящегося в истлевшем сундуке. Крис понял: хозяин этого замка и есть кладезь забытых знаний, тех, которые могут спасти Виту.
— Вы маг, колдун, чернокнижник?
— Пустой вопрос. Все равно, если
— Это беспредметный разговор. Я пришел за помощью и намерен получить её, как бы это ни называлось, волшебством, наукой или бредом, божественным промыслом или дьявольским. Виталия должна жить.
— Как просто все у людей… — Старик скорбно покачал узким черепом, едва прикрытым длинными серебряными прядями. — Вы придумали себе свод иллюзорных понятий и заплутали в них как дитя в реденьком ельничке. Жизнь и смерть, Бог и сатана, добро и зло, наука и магия… Но эти ориентиры не указывают путь. Они плод вымысла, робкого воображения, и не существуют отдельно. За окном только что клубилась тьма. Смотри… — Старик поднял руку. — Там все залито серебром, облака ушли, передав власть луне.
— Прошу вас, я готов посвятить дискуссиям годы, но сейчас дорога каждая минута. Скажите, что с ней?
— Ее земной срок истекает.
— Что делать? Вы знаете все. — Крис встал перед стариком, заслоняя окно. Он мог бы убить его или пасть на колени, целуя руки, лишь бы только получить ответ.
— Ты не знаешь ничего. И не хочешь знать, задавая напрасные вопросы. Сядь здесь. — Старик указал на скамью у стены. — И слушай… Во Вселенной все взаимосвязанно — прошлое и будущее, доброе и злое. И все имеет свой след, каждый поступок, каждая мысль. То, что происходит сейчас с тобой и девушкой — гнилой плод погибающего древа. Ты не сумеешь смириться, пока не поймешь сути.
В здешней округе род Блекдоурсов считался проклятым. Началось все с худого кабана, которого заколол многодетный отец семейства четыре столетия назад. Он совершил это на чужой территории и был изгнан в дальние земли. Его дети вернулись — уже изгоями, чтобы возвратить свое достояние и отомстить. Кто-то пролил кровь, кого-то забили палками, а одну из рода перед всем народом отлучил от церкви священник. Эта женщина ушла с детьми в глухие леса, чтобы никогда не видеть людей. Но её отыскали и сожгли на костре, назвав ведьмой. А дети? Они снова прятались, снова мстили и производили на свет подобных себе изгоев. Те из проклятого рода, кто появлялся на свет с душою воина, становились жестокими и завистливыми, легко проливая людскую кровь. Другие же — скорбно несли свой крест, становясь отшельниками. Но был и третий путь — путь тайных знаний, дающий власть над человеческим стадом.
Дед твоего деда, Эльстоуэр Блекдоурс, стал советником Великого князя, унаследовавшего этот замок. Их объединяла страсть к мистическому и жажда неограниченной власти. Три десятилетия странствовал Эльстоуэр, собирая тайные знания, и провел ещё полвека в здешних подвалах, пытаясь найти способ получения философского камня, дарующего вечную жизнь. Он ослеп, когда вышел на дневной свет, и вскоре умер, завещав продолжить свое дело прижитому в селении сыну. Сын был добрым крестьянином и богобоязненным человеком. Он отрекся от «колдовства», но не смог удержаться от соблазна завладеть тайными знаниями одного из своих сыновей. Якоб, унаследовавший книги Эльстоуэра, был наделен храбростью жестокого воина и беспредельным фанатизмом чернокнижника. Он использовал чары и заклинания, чтобы держать в страхе всю округу. Он готов был заключить союз с преисподней, чтобы вырвать тайну философского камня… Такие люди не в чести у соплеменников.