Сердце Атлантиды

Смирнов Леонид Эллиевич

3

Великий вождь Астродон негодовал. Как посмели жрецы выбрать в жертву его старшего сына? Он был вне себя от ярости. Звуки камнеметов, которые постоянно отгоняли пришельцев от стен крепости, только еще больше омрачали его

мысли. Победоносные воинственные кличи атлантов, которые никогда не замолкали в Атлантиде, сменились визгом камней, воем пришельцев. Все это нервировало вождя.

Астродон замер на ступенях храма, ведущих к алтарю, и посмотрел наверх. Звездное небо над его седой головой было в эту ночь каким-то особенно глубоким, ясным, выпуклым как линза. Оно словно хотело раскрыть тайну вселенского бытия.

«Мой сын Уманга никогда больше не увидит таких звезд. Как посмели жрецы так распорядиться его судьбой? Он – лучший из лучших! Ему следует жить, воевать, сражаться! Его дети должны дать миру правнуков, таких как он! Сильных, красивых, ловких!»

Астродон шел в храм, чтобы просить о милости Верховного жреца или хотя бы об отсрочке. К нему не могли не прислушаться. Слово Великого вождя имело весомую силу. Но для себя он решил – он пойдет до конца, воспользуется правом последнего вето, которое, по законам Атлантиды, исполняется безоговорочно в любом случае, и дается такое право один раз, когда вождь отказывается от своих полномочий…

«Пусть в жертву лучше принесут меня, Астродона. Уманга же займет мое место!»

4

Уманга наблюдал

за тем, как его дева-охотница поглаживает перышки ручного соколенка, который безошибочно отыскал ее, прилетев сюда по первому зову. Ему хотелось, чтобы все было кончено побыстрее. Каюмба не плакала. Атланты взрослели рано. Если у последующих цивилизаций возраст девушки двенадцать лет был еще практически детским, у атлантов двенадцатилетняя считалась уже, если не взрослой женщиной, то достаточно самостоятельной. А четырнадцатилетний охотник был уже защитником, добытчиком и мог стать одним из вождей. Хотя для верховного вождя, пожалуй, рановато.

Рассвело. Хоть и оставалась в яме лиана, брошенная Каюмбой, но они тихо ждали. Ночью из ямы звезды выглядели яркими, огромными. Ночью темнота не подавляла. Темнота в яме органично сливалась с темнотой южной ночи. Ночью темнота в яме не была чем-то самостоятельным, обладающим силой. Темнота в яме утром, темнота в яме днем тяготела, подавляла, господствовала.

Здесь трудно было просчитывать время. Вроде бы, точка в его судьбе должна быть поставлена на рассвете, но вот уже давно наверху рассвело, а они все ждут…

Когда луч солнца коснулся его лица, он понял, что уже как минимум полдень. Только в полдень солнце, взошедшее в зенит, заглядывает так глубоко, до самого дна, что луч способен коснуться, напомнить о блистающем мире, оставшемся там, наверху. Наверное, они уснули в ожидании стражников. Явно уже за полдень.

Конец ознакомительного фрагмента.