Сердце бури
Шрифт:
Теперь, наблюдая за воскрешением Бена, девушка все чаще думала: «Может быть, именно увечье и потеря Силы стали для тебя спасением, которого я просто не способна понять? Не владея своим телом, ты ведь не сможешь причинить вред другим и самому себе. Не сможешь больше резать себя или наносить удары по свежей ране. Лишившись способностей в Силе, ты будешь лишен и искушения Тьмы».
Ведь одно несчастье может компенсировать другое, верно? Увечье способно не только повергнуть в отчаяние, но и излечить от безумия. Может быть, жертва его плоти была дана как раз для просветления и сохранения разума?
Бен должен был очнуться другим. Кто знает, может, несмотря
Спуститься к самым низам отчаяния, чтобы, очистив душу через боль, возродиться, — эта мысль, новая для Рей, безумно, однако, нравилась девушке, в первую очередь, потому что в ней, в этой мысли, сохранялась надежда, и в ней была глубина, которую прежде юное сознание не могло себе даже представить. Быть может, именно такой тенистый путь искупления был уготован Бену по воле Силы? Быть может, это был единственный путь, чтобы вывести его, заплутавшего среди собственных страстей, на верную дорогу? Тот самый путь, который некогда прошел и сам Избранный; но если Энакин Скайуокер вновь обрел себя лишь в посмертии, то его внук должен был воскреснуть из пепла Кайло Рена здесь и сейчас, при жизни. Не это ли в действительности означало продолжить путь деда и завершить его начинания?
Минуло еще около двух недель.
Бен до сих пор не мог встать на ноги. Возможно, ему так и не суждено было сделать этого. Но теперь, после всего того, что ему удалось преодолеть, последний не преодоленный дефект его тела казалось уже не столь важным. Бен мог почти полноценно управлять своими руками и даже поднимался и садился самостоятельно — для полного паралитика, каким он был совсем недавно, это все равно что выздороветь! Отныне слушая милостивые обещания Рей «поставить его на ноги», юноша в тайне от нее думал: «Ты уже поставила. Уже сделала все, что могла, и даже больше».
Рей сказала ему, что готова помочь, если он захочет перебраться в свою прежнюю комнату, но тот ожидаемо отказался, и девушка не стала пускаться в напрасные уговоры; в душе она, быть может, понимала его нежелание тревожить собственную могилу.
Как только его руки достаточно окрепли, Бен сказал, что хотел бы заняться чем-то полезным. Рей было предложила ему книги; в каюте Бена Соло имелась небольшая, но (насколько девушка успела заметить) весьма достойная библиотека. Однако юноша с раздражением отказался. Вероятно, он подумал, что Рей просто хочет занять его какой-нибудь ерундой, чтобы хоть ненадолго избавиться от его общества.
Это было удивительно. Сперва он отталкивал ее, а теперь, кажется, привязался к ней, словно ребенок — столь же искренне и доверчиво. И столь же ревностно.
Знал ли он, что скрывается за ее такой, поистине жертвенной заботой? Знал ли, что в беспокойстве о нем она ищет спасения от собственных тревог? Что жалеет его, чтобы избавить сердце от жалости к себе самой?
Его взгляд — тот самый новый, сверкающий чистотой и ясностью взгляд — выдавал его. Да, Бен все знал. Быть может, только это-то знание и смягчало его крутой нрав. Может, только благодаря ему юноша и допускал Рей до себя…
Когда он отказался от книг, Рей, немного поразмыслив, принесла пару небольших приборов, которые требовали ремонта: ID-транспондер и старенький датапад — тот самый, который она также отыскала в прежней комнате Бена. Эти незамысловатые механизмы она деловито разложила перед ним на постели вместе с небольшой магнитной отверткой. Раньше Бен Соло был хорош как механик — это семейная черта. Любопытно узнать, не растратил ли он своих навыков.
Рей уже знала, что в
Бен, сев на кровати, принялся за дело. Его пальцы управлялись с отверткой, раскручивая мелкие шурупы и обнажая микросхемы, настолько ловко, что трудно было поверить, будто еще пару недель назад эти же пальцы не могли удержать даже ложку. Бену почти удалось возвратить своим рукам прежнюю координацию, и лишь небольшая дрожь выдавала в них излишнее напряжение и слабость.
Он усмехался и приговаривал:
— Мой дед был рабом. Работал в лавке запчастей на Татуине. Вот так же, как я сейчас, сидел целыми днями, прячась от зноя, и от нечего делать ковырялся в никому не нужных железяках. Что скажешь, если Сила ко мне так и не вернется, сумею я сделать карьеру механика? Конечно, я не так хорош, как ты. Но ведь ты у нас будущий джедай, верно? Куда тебе теперь до прогнивших жестянок. А вот я… может, ты спросишь у Маз, возможно, ей нужен инженер? А что? Такая жизнь вполне по мне. Я ведь сын Хана Соло, чтоб его!.. Мой отец — старый пират, он бы одобрил. Да и разведка Республики тут меня не достанет. Буду ремонтировать залетающие сюда корабли контрабандистов, совсем как ты когда-то. Буду тискать по углам заезжих красоток. А вечерами буду выпивать в баре с приятелями, чьих имен даже не помню, смотреть трансляцию гонок по голотелевидению и делать ставки…
Бархатные глаза вдруг грустно заблестели: «О Сила, что за бред я несу?!»
Да он охотнее удавится, чем согласится хотя бы на день такого посредственного, тупого существования! Вероятно, теперь, попробовав чего-то нового и захватывающего, и сама маленькая мусорщица ни за что не стала бы возвращаться к прежней рутине.
Он отвернулся к иллюминатору.
Где-то там, за сенью листвы расцветал один из привычных теплых деньков. Солнце едва успело подняться в небо, вспорхнув из-за линии горизонта, подобно загадочной огненной птице, и теперь щедро рассыпало свои лучи повсюду, куда только могло дотянуться. Медицинский отсек был залит золотом и блеском; бесконечным, вездесущим светом, на фоне которого сутулая фигура бывшего рыцаря казалась сумрачной тенью со смазанными контурами.
Вдруг один из шустрых солнечных зайчиков упал на лицо юноши, с трепетной осторожностью коснувшись его нижней губы и подбородка. Бен почему-то поморщился.
— А ты будешь залетать иногда, чтобы меня проведать, — продолжал он. — Ведь будешь, не так ли? Рассказывать мне о войне, убеждать в том, что дело Сопротивления единственно праведное…
Рей стояла напротив него, положив локти на спинку кресла, слишком высокую для ее роста, и подперев рукой щеку. Ей неожиданно понравилось наблюдать за его работой, достаточно аккуратной и обстоятельной, чтобы заслужить ее высокую оценку.
Ее неровно срезанные, ставшие жесткими, как щетка, волосы смешно торчали в разные стороны. Солнце в своей невидимой игре касалось и их, делая заметными отдельные золотые нити. Рей давно срезала свою падаванскую косицу, в которой отныне не было никакого смысла; та лишь мешалась понапрасну.
Девушка прислушивалась к раздражающей болтовне Бена.
Наконец она не выдержала.
— Какая же ты язва! — выкрикнула она, нахмурив лоб.
Столько времени прошло, а он до сих пор не может сделать над собой даже малейшего усилия, чтобы хотя бы попытаться… хоть притвориться, что рад своему спасению! Для чего он говорит все это, скребет по сердцу тупым ножом — и себе, и ей?