Сердце Дракона. Нейросеть в мире боевых искусств
Шрифт:
— Я согласен.
— Но…
— Я согласен! — грохнул металлический голос.
Коваль посмотрел в бездонные, решительные глаза человека, не способного даже повернуть голову. И, несмотря ни на что, в этих глазах не было ни капли сомнений.
— Тогда, как-только мы уладим все бюрократические проблемы, то можем приступить.
С этого момента потянулись длительные и весьма людные дни ожидания. К нему приходили различные специалисты. Они облепляли его голову различными датчиками, делали тесты, проверяли какие-то там заумные параметры.
У него взяли столько анализов,
Приходили и различные психологи. Даже больше, чем обычно. Они, как всегда, задавали абсолютно дурацкие вопросы и каждый раз он удостаивал их одним и тем же улыбающимся смайликом. Когда совсем доставали — начинал неуместно шутить.
Кажется, он даже умудрился обидеть одну из аспиранток. Та спросила, чего он хочет в ближайшем будущем получить от нейросети. Он ответил почти честно — чтобы у него появилась возможность пригласить её на ужин и затащить в постель.
Та, наверное, хотела ответить ему что-нибудь неприятное, но сдержалась. Просто молча ушла.
Он еще долго про себя смеялся. А еще психолог… Будучи не способным чувствовать ничего, кроме руки, он никогда не испытывал полового влечения. Даже психического — ему это было банально неизвестно.
Потом приходили журналисты. Они долго его мурыжили под жадным взглядом магната. Тот, наверняка проспонсировав операцию, уже подсчитывал будущие барыши. Наверное, мысленно благославлял тот день, когда взял под свое крыло сироту-инвалида.
Наконец, его одели в специальную робу, накачали какой-то гадостью и отправили по длинному коридору. Он медленно терял сознание, пропадая в глубоком, вязком омуте. Впервые в жизни, он не сопротивлялся этому чувству. Наоборот. Он распахнул объятья на встречу этому омуту. Последнее, что он увидел — обеспокоенное лицо молодой санитарки.
Ему снился сон.
Он летал над огромными просторами из ровного, зеленого моря. Так ему казалось сперва, а потом, приглядевшись, среди моря он различил огромные горы, подпирающее небо. Прекрасные города, настолько большие, что могли бы вместить в себя некоторые страны. В небесах парили странные животные и, кажется, даже драконы. А зеленое море оказалось лесами, долинами и лугами. Синие вены — широкими реками, больше напоминающими вытянутые океаны. А моря же — они были размером со звездное небо.
Дул ветер.
Приятный ветер.
Ветер, обещающий исполнить его единственную мечту — быть свободным.
Дурацкий, глупый сон.
Но такой приятный.
Его вернула в реальность боль. Его старая приятельница. С ней он был знаком лучше, чем со многими людьми. Его жгло и крутило. Раскаленный прут приложили к нервым, а расплавленное железо влили в каждую клеточку его тела.
— Давление растет!
— Нейроактивность зашкаливает.
— Пульс… двести пятьдесят ударов в минуту!
— Мы его теряем.
Он слышал все эти голоса откуда-то издалека. Они звучали так же приглушенно, как и крик. Далекий, почти неслышный. Так он впервые
Такие он часто видел на экране своего ноутбука.
[Нейросеть активирована. Версия 0.17.6. Состояние носителя критическое!]
— Остановка сердца.
Затем все померкло. Только потустороннее ощущение. От него ему становилось смешно. Наверное, кто-то открыл двери в операционную и ветер обдувал пятки. Он раньше не знал, что это так забавно.
Глава 2
Он не был из тех, кого во время жизни интересует смерть. Что будет там, за гранью. Есть ли она вообще — эта грань. Нет, он был слишком занят каждодневной борьбой за эту саму жизнь.
Так что он не ожидал ни гарема из девственниц, ни вечного пира среди воинов, ни серафимов и золотых ворот. Только темнота. Теплая, нежная. Ему было хорошо. Он не хотел её покидать. Впервые ни тревог, ни беспокойства. Именно поэтому он был так сильно недоволен появлению белого света в конце сужающегося тоннеля.
Он хотел остаться внутри. Во тьме. Но та вытесняла его наружу. Все ближе и ближе к обжигающему кругу белого пламени.
Наконец, все вокруг затопил свет, а потом внутри, в груди, он почувствовал жжение. Он закричал. Не от боли, нет, он умел её терпеть. Просто чтобы убедиться, что он действительно живой. Вот только вместо крика, он услышал противный писк.
— Dat har herieon.
Прозвучал незнакомый, грубоватый язык. С трудом, он открыл глаза и увидел…. Непонятное, размытое, явно перевернутое черное-белое пятно. Скорее по инерции, нежели осознанно, он потянулся рукой к клавиатуре, чтобы напечатать “Что за фигня”. Но вместо этого сжал что-то мягкое. Сперва он подумал, что это чья-то рука, но, приглядевшись, опознал… палец.
Насколько же огромен был этот палец, если он держал его всей ладонью!
Стойте… погодите-ка…
[Перенастройка интерфейса. Исправление первоначальной ошибки. Возраст носителя — 35 секунд.]
Что?!
Внезапно черно-белое изображение наполнилось цветом и вернулось в норму, поменяв верх и низ. Наконец, он увидел лицо. Женское. Скорее даже, почти девичье. Ей было лет двадцать. Не больше. Густые черные волосы, затянутые в толстую косу, лежали на узком, атласном плече. Ясные, зеленые глаза светились счастьем.
Её круглое, уставшее, покрытое испариной лицо было, пожалуй, самым красивым, что он когда-либо видел. Он не видел окружающей обстановки. Ни огромной каменной палаты, украшенной бархатом и золотом. Ни расписанных стен. Ни стоящих вокруг девушек в легких, кожаных доспехах. Он смотрел только в её глубокие, теплые глаза.
Она нежно, аккуратно гладила его по щеке и приговаривала:
— Dlahi Hadjar. Dlahi Hadjar.
— Посмотри няня, — улыбалась Элизабет.