Сердце Дьявола
Шрифт:
А что, если всё это какая-то ловушка? Что, если Белевич подставляет меня… и Джерико? Он говорит, что хочет добиться расположения моего отца, но я уже не знаю, чему верить.
— Чем он сможет помочь? — спрашиваю я. Единственное, что я могу сделать прямо сейчас — быстро собрать как можно больше информации, чтобы как можно разумнее принять решение о жизни или смерти. Играй с человеком, а не в игру. Мой покерный принцип применим и здесь.
— Насколько я знаю, у Фёдорова было много проплаченных агентов
Стены крохотной комнаты отдыха словно сжимаются вокруг меня, пока говорит Белевич. У моего отца есть проплаченные агенты Интерпола?
— Как мы сможем с ним связаться? — спрашиваю я. — У меня ведь даже нет его номера телефона.
Белевич улыбается, достаёт телефон из кармана и приподнимает его.
— Но есть у меня.
С вытаращенными глазами я смотрю то на Белевича, то на телефон.
— У тебя есть номер моего отца. На твоём телефоне. То есть, ты можешь позвонить ему в любое время?
Белевич медленно кивает.
Он знает гораздо больше, чем говорит мне.
Я вскакиваю со стула и отхожу от него, опираясь спиной о дверной косяк.
— Кто ты, вообще, такой? Ты один из его приспешников? Ты сказал мне не привлекать внимания парней из братвы в отеле, но откуда мне знать, что ты не хуже?
Белевич поворачивается на стуле и перекидывает руку через спинку, глядя на меня, приподняв бровь, как будто его забавляет, что я в двух секундах от побега.
— Ты можешь мне доверять или нет, Инди. Но решать нужно быстро. Каждая минута нашего промедления, может оказаться для твоего мужа роковой.
Мне становится плохо от образа, который создают его слова: Джерико избитый и где-то истекает кровью, — но я подавляю его, потому что не смогу справиться с этим. С того момента, как я впервые увидела Джерико Форджа, он стал олицетворением большего, чем жизнь. Неуязвимого. Практически бессмертного. Я не могу даже на секунду представить, что он ранен или в опасности.
Если он умрёт, я сломаюсь.
Абсолютная правда исходит из самой глубины моей души. Я влюблена в Джерико Форджа, и, чёрт возьми, я ни за что не позволю ему умереть, пока у меня не будет возможности сказать ему это. И неважно сколько мне придётся заплатить, обменять или выторговать, чтобы вернуть его, я сделаю это.
— Позвони моему отцу. Позвони ему прямо сейчас.
— Как скажешь. — Белевич нажимает на экран своего телефона и подносит его к уху.
Некоторое время он говорит по-русски, пока я задерживаю дыхание, раздумывая сделала ли я неправильный выбор. Но, на самом деле, какой ещё у меня был выбор? Никакой.
Я жду, когда Белевич передаст мне телефон, чтобы я могла поговорить с этим незнакомцем, который является моим отцом,
Мой взгляд пригвождается к его лицу.
— Что? В чём дело? Разве он не хочет поговорить со мной? Кому, чёрт возьми, ты на самом деле звонил? — из меня хлещет недоверие, хотелось бы мне, чтобы в этот самый момент у меня в руке был пистолет Голиафа, чтобы пригрозить Белевичу и узнать правду.
— Успокойся. Он скоро с тобой поговорит.
Я сжимаю рукой дверной косяк, всё моё тело напрягается, готовясь к побегу при первом же возможном признаке того, что он как-то подставил меня.
— Что, чёрт подери, это значит? Он тебе перезвонит?
Белевич качает головой, пока у меня в голове неразбериха.
— Нет. Он уже здесь. В Праге. Ради тебя.
В ушах стучит, и волосы на затылке встают дыбом, пока я пытаюсь понять то, что он сказал.
Мой отец в Праге. Ради меня.
— Что? Зачем? Какого хрена он здесь?
Я отступаю, на секунду оторвав взгляд от Белевича, и осматриваю тихий коридор, словно боюсь, что из-за моей спины выйдет бугимен и утащит прочь.
Белевич встаёт со стула.
— Фёдоров сказал, что приехал посмотреть, как ты играешь на Гран-при. Я не видел его, иначе сказал бы тебе раньше. Но, как и у тебя, моё внимание было сосредоточено на игре, а не на толпе.
Он мог лгать мне. Всё это могло быть фигнёй. Он мог просто вызвать русских боевиков, чтобы убить меня и Голиафа, чтобы закончить работу, которую они начали в отеле.
Я стискиваю зубы и качаю головой.
— Я не верю тебе.
Белевич изучает моё лицо.
— На данный момент не имеет значения, доверяешь ты мне или нет. У меня нет неприязни к тебе или Форджу.
— Ты работаешь на моего отца? — задаю я вопрос.
Это единственное логическое объяснение. Иначе зачем ещё Белевичу помогать мне? Зачем ему его номер? Как ещё он мог узнать о Саммер? У него должны быть какие-то внутренние источники, которых он не раскрыл.
Прежде чем Белевич успевает ответить, по линолеуму скрипят ботинки, я резко оборачиваюсь и вижу в коридоре доктора Новотны. Я отпрыгиваю из дверного проёма в холл, не желая попасть в ловушку в комнате отдыха.
Она ничего не говорит о моих резких движениях, просто бросает любопытный взгляд на мою напряженную фигуру, а потом говорит:
— С твоим другом всё будет в порядке. Некоторое время ему нужно будет быть поосторожнее с плечом, и, хотя боль будет ещё беспокоить его, он поправится.
Я изучаю её лицо на предмет признаков того, что она лжёт — движение глаз, изменение положения головы, более тяжелое дыхание, необычное спокойствие — но я не вижу ни одного из них.
— Вы уверены? — спрашиваю я, по-прежнему не уверенная, хочу ли ей до конца поверить, потому что я ещё не видела, чтобы Голиаф вышел из процедурной.