Сердце горца

Монинг Карен Мари

Она спала в его объятиях. Спала уже несколько часов. Во сне ее лицо выглядело таким милым, нежным, невинным и невероятно красивым. Он провел пальцем по ее щеке, изучая неуловимые, мягкие изгибы и размышляя о том, чем определяется красота. За тысячи лет он так и не нашел ответа. Но что бы это ни было, Габби обладала этим сполна. Она была теплая, земная и живая в отличие от холодных, безупречных женщин его расы. Она казалась огненно-рыжей осенью и весенним громом, тогда как женщины расы Туата-Де напоминали серебристую зиму, которая продолжалась бесконечно. Габби была той девушкой, которую мог бы взять в жены Туата-Де; с нею можно смеяться, и спорить, и любить ее до конца жизни.

Она вздохнула во

сне и прижалась крепче, упираясь щекой в его грудь. Адам понимал, благодаря чему произошла внезапная перемена в ее манере поведения, что заставило ягненка утомленно упасть перед волком. Не доверие, нет, только не у этой пылкой Видящей Сидхов (хотя он уже начинал замечать некоторые признаки того, что она оттаивает); сами обстоятельства толкнули ее в его объятия. До сегодняшнего дня она воспринимала его как самую страшную угрозу. Теперь появилась угроза еще более страшная, а он случайно оказался ее единственным союзником.

Но причины не имели большого значения, ему просто было приятно чувствовать ее мягкое упругое тело. Бессознательное, уязвимое, вверенное ему на время, пока ее разум погрузился в сон. Ему это ужасно нравилось. Нравилось настолько, что он – не желающий терпеть физический дискомфорт – готов был смириться с болью, только чтобы не разбудить ее. К счастью, пуля только зацепила его и не представляла серьезной угрозы его смертному телу.

Охотники с ружьями. Адам потер подбородок и покачал головой. Когда она рассказала ему, что она видит, в одну из коротких остановок, которые он позволил себе сделать при перемещении, он разозлился.

На себя.

Каким же он был дураком! Всего неделю назад он думал, что его самая большая проблема – это ограниченные возможности и скука. Затем он нашел Габриель, и его целью номер один стало то, как побыстрей ее соблазнить.

Теперь его самая важная проблема – это как, черт возьми, сохранить им обоим жизнь. Туата-Де не нужно много времени, чтобы понять, что означает увидеть Охотников с человеческим оружием. Тем более в присутствии Дэррока.

Как быстро Адам Блэк забыл все, что осталось в Чаре после его изгнания, – все эти трудности, неувязки, беспрестанные дворцовые интриги – и предался тоске из-за того, что стал человеком. Как же глупо было забыть о Дэрроке даже на миг! Вражда между ним и Старейшиной Высшего Совета длилась уже четыре с половиной тысячелетия, с тех времен, когда еще не был подписан Договор между Чаром и людьми. Со времен, когда еще не рассекретили и не уничтожили принесенные его расой с Дэнью смертоносную стрелу и убийственный меч – два из четырех Священных видов оружия и единственные, способные нанести увечья или даже убить бессмертных. В те самые времена Адам поднял меч и нанес Дэрроку удар, оставив на его лице шрам, который не исчез до сих пор.

Адам мог бы сделать вид, что хотел убить Дэррока из благородных побуждений, но правда заключалась в том, что они сражались за смертную женщину. Адам увидел ее первый. Однако королева вызвала его ко двору за какой-то чепухой, и Дэррок соблазнил смертную раньше. Прекрасно понимая, что Адам тоже хотел ее заполучить.

Дэррок убил ее. Некоторые представители их расы считали, что красоту и невинность можно познать только через разрушение. Были и такие, которые во времена беззакония, еще до договора, когда впервые прибыли сюда и исследовали этот мир, еще не поселившись в нем, кормились, как шакалы, страстью, которую они могли выжать из смертной во время совокупления, не заботясь о том, что при этом женщина умирала. Возвратившись, Адам увидел, что сделал с женщиной Дэррок. Не существовало больше той веселой молодой девушки, которая излучала жизнь и энергию. Она была жестоко убита и умолкла навсегда. Умерла мучительной смертью. Причем ни за

что. Ее убийство было актом зверского, бесчувственного насилия. Адам тоже не раз убивал во времена царящего беззакония, но на то всегда имелись причины. И никогда он не делал это просто так, ради забавы.

Ненависть, которая вспыхнула в тот день между ним и Дэрроком, с тех пор не угасала. Находясь на виду у Эобил и чувствуя угрозу страшного наказания за вражду (бездушная смерть от руки королевы, не иначе), они перенесли свое соперничество в кулуары дворца. Где Адам весьма преуспел, применяя коварство и обольщение – инструменты, которые он использовал против Дэррока во множестве случаев. Старейшина в свою очередь со временем изменился, и его хитрость сравнялась с его жестокостью. Пока Дэррок обеспечивал себе место в совете королевы, Адам пользовался другими способами, чтобы завоевать благосклонность Эобил. Он и Старейшина стали наиболее влиятельными персонами при дворе, непреклонно отстаивая противоположные позиции, и теперь, когда Адам был изгнан... что ж, у него не осталось сомнений, что услужливых придворных давно переманили на сторону Старейшины. «Сколько времени понадобится, – мрачно подумал он, – Дэрроку для того, чтобы настроить их против самой Эобил? И знает ли она, какую беду на себя навлекла, изгнав меня прочь?»

«Так, значит, Дэррок пытался меня убить», – размышлял он. Причем человеческим оружием. Он наверняка хотел, чтобы все выглядело так, словно Адам попал в перестрелку между людьми. Зная Дэррока, Адам готов был поспорить, что Старейшина рассуждал так: поскольку Адама изгнали, королева ничего не сможет доказать, если на его теле будут человеческие раны.

Хоть Адам и насмехался над человеческим правом, законы Туата-Де были не менее сложными. Королева не могла наказать никого без веских доказательств. Численность Туата-Де не увеличивалась такими темпами, как раньше. И несмотря на то что однажды Адам сказал Цирцену, что тот уже достиг половой зрелости по меркам Туата-Де, это была очередная ложь из тех, что он говорил своему сыну. Очень немногие представители его расы могли иметь потомство, и, хотя Туата-Де не умирали, иногда они просто... уходили.

Габриель пошевелилась в объятиях Адама, прервав его размышления. Она повернулась, поджав под себя ноги и плотнее прижавшись к его телу. Девушка лежала на боку между его ног, положив голову ему на грудь, и Адам сделал глубокий вдох и вздрогнул, чувствуя, как ее крепкое, упругое бедро коснулось его члена. Который, как всегда, был наготове. Эта часть его тела просто не подчинялась ему и, вероятно, действовала в соответствии с единственным законом природы: когда рядом оказывалась Габриель, переходила в режим готовности.

Господи, как же он хотел ее! Никогда еще применение силы не казалось ему таким беспроигрышным вариантом, как теперь, но в таком случае он уподобился бы Дэрроку.

Ему нужно только ее добровольное согласие, меньшее его не устроит. Но, черт возьми, скорей бы его получить! Ведь сейчас он всего лишь человек. С сознанием Туата-Де. Или, точнее, с его отсутствием.

Габби медленно потянулась, осторожно пошевелив каждой мышцей тела, которая болела.

А болели они все. Спросонья она не могла понять, где находится. Она приоткрыла глаза.

Адам Блэк смотрел на нее бездонными темными глазами, опустив голову.

– Доброе утро, ka-lyrra, – медленно и сексуально промурлыкал он, расплываясь в улыбке, от которой замирало сердце.

– Это спорный вопрос, – проворчала она. Каждое утро, в котором был он, она могла назвать каким угодно, но добрым – едва ли. Опасным? Да. Бесконечно притягательным? Да. Полным событий. Возможно, даже удивительным. Но не добрым.

– Я бы приготовил тебе кофе, но ты лежишь на мне, а я не хотел тебя тревожить, когда ты спишь.