Сердце куклы
Шрифт:
Порой третьего не дано. Например, существует правда и существует ложь. Все, что не является истиной — оказывается ложью, каким бы крошечным не был процент неправдивых "примесей". Это очень просто, и в такой же степени сложно. В жизни вообще не существует ничего однозначного, на любой предмет можно и нужно смотреть с разных сторон.
Итак, правда или ложь? Кто делает этот выбор? Конечно, мы сами, по крайней мере, в большей степени. С другой стороны, обстоятельства порой диктуют свои условия — вряд ли найдется хоть один человек, говорящий стопроцентную правду (следовательно, все в той или иной степени врут). И опять-таки все предельно понятно… на первый взгляд.
Человек надевает маску, играет, притворяется.
Долл упорно спрашивала у себя: ЧТО она чувствует? И не могла найти ответ. Однако она не могла сказать, что не чувствует ничего — состояние, в котором она находилась последние полгода прошло, лед растаял. Было ли это связано с тем, что фактически Долл перестала быть вампиром, или имело под собой другие подоплеки: неизвестно. Девушка не могла назвать свое нынешнее состояние хорошим или приятным. Ей было больно. Ей было страшно. И еще, в самой глубине души теплилась, подавляемая всеми силами разума, хрупкая надежда. Надежда на банальный хэппи-энд, столь нелюбимый ей в вымышленных историях. В глубине души Долл понимала, что стопроцентно счастливого финала не будет все равно. Перед ней стоял выбор, а выбирать — всегда значит причинять боль кому-то. Если рассматривать оптимистичный вариант развития событий, Каина победить удастся, и Алекс освободится от его власти… Что делать тогда ей? Остаться с Антоном? Или вернуться к вампиру, из-за которого она страдала все это время? Дилемма была нелегкой, Долл начинала задумываться о том, что умереть для нее было простейшим выходом. Не облегчал решение задачи и тот факт, что девушка не могла сказать точно: любит ли она Антона. То что она к нему испытывала, больше походило на необходимость в поддержке и заботе, абсолютно эгоистичную по сути своей. Тогда как в том, что Алекса она если не любит, то по крайней мере, любила — сомнений не было.
Не прибавляло оптимизма Долл и ощущение Смерти, которая нарезала постепенно сужающиеся круги вокруг девушки. Это чувство было таким реальным, почти осязаемым; в каждой тени бывшая вампиресса видела Тьму, уже знакомую ей.
И, тем не менее, она не позволяла себе сдаваться, хотя безысходность не собиралась отпускать девушку так легко. Дни до "Рождественского" бала пролетали как во сне. Долл сама удивлялась, как ей удается продолжать ходить в школу, вести себя нормально, привычно изображая самовлюбленную красотку, получающую удовольствие от всеобщего обожания… Вот только взгляд печальных пронзительно зеленых глаз сбивал с девушки всю напускную браваду. Антон почти все время был с ней и это было одновременно облегчением и испытанием для Долл. Облегчением, потому что с ним она могла расслабиться, перестать изображать самоуверенную стерву. Рядом с семарглом не было нужды играть на публику. Ей было спокойно рядом с Охотником, каким бы странным это не казалось… И в тоже время с ним девушке приходилось притворяться гораздо сильней, чем перед кучкой подростков в школе. Долл не говорила о своих чувствах — точнее не говорила о чувствах к Антону. Но ей казалось, что случайно оброненная фраза — что у девушки не получается обманывать семаргла — оказалась пророческой, и Антон прекрасно знает, что она не до конца искренна с ним.
Под впечатлением последних дней Долл решилась сделать еще одну запись в своей тетради. Первую за долгое время. Сначала боль была слишком сильной, чтобы ее можно было излить на бумагу. Потом настала холодная вампирская пустота, записывать которую также не имело никакого смысла. Но сейчас она испытала непреодолимое желание сохранить все происходящие с ней события.
Ошибаются те, кто считают что циники не нуждаются в любви. Не стоит забывать,
Дальше следовала короткая приписка, таким неровным почерком, будто рука у того, кто писал это, жутко дрожала.
В конце мне захотелось написать: "время покажет". Но я поняла, что именно времени у меня нет.
Для неожиданно ставшей смертной (ну, или почти смертной) Долл были непривычны многие человеческие надобности, особенно девушку напрягал тот факт, что ее все время клонило в сон. Какое-то время она ждала, что в них снова появится Мёриел, но состояние в которое экс-вампирочка проваливалась, как только касалась подушки, скорее напоминало летаргию — темное, неосознаваемое, без сновидений. Иногда Долл боялась, что может не проснуться — так глубоко ее затягивал этот коматозный омут. "Черт, это похоже на "кошмар на улице вязов" — а это уже совсем не смешно", — думала она с обычной долей сарказма. Тем не менее, с необходимостью во сне Долл ничего не могла поделать.
Однажды выгадав время, когда блондинка вновь задремала на диванчике (до своей спальни Долл добиралась редко, предпочитая оставаться в гостиной, под наблюдением Антона), Флай решила серьезно поговорить с братом. Выйдя на балкон (Охотница решила действовать согласно принципу "не буди вампира, пока он спит на диване", пусть даже вампир бывший), она печально посмотрела на Антона.
— Зачем ты позволяешь ей себя мучить? — семаргл хмуро покосился на сестру, сделав вид, что не уяснил вопроса.
— Не понимаю, о чем ты, — буркнул он.
В бледно-зеленых кошачьих глазах Охотницы мелькнул призрак какой-то старинной боли, который тут же сменился уже вполне привычной вспышкой гнева. Ее жутко раздражало, что эта мерзкая блондинка стала барьером между ней и братом… а ведь раньше между ними не было никаких секретов и недомолвок. "И зачем я только заставила нас вернуться в этот треклятый Чикаго", — подумала Флай, во второй раз в жизни пожалев о своем путеводном даре. А вслух яростно выпалила.
— Ты влюбленный идиот! Проклятье, думаешь я стала бы вмешиваться, если бы у вас случилась невероятная история любви, в стиле: "Сумерки" отдыхают!.. Но эта мерзавка тебя просто использует и сбежит при первой же возможности…
Антон мягко улыбнулся в ответ на эмоциональную тираду.
— В отличие от тебя, я верю в лучшее в людях.
— Смотри, чем сильнее на что-то надеешься, тем сильнее будет разочарование, — устало предупредила сестра, не надеясь быть услышанной.
Антон испытующе глянул на нее.
— Но ты ведь не только мою личную жизнь хотела обсудить?
— Не только… — как эхо повторила Флай, — Я… я очень устала, братик. Сколько веков мы ходим по земле, оставляя за собой трупы бессмертных?..
— Много, очень много. Я тоже не люблю вести подсчет, так что точнее не скажу. Но с каких пор ты разочаровалась в деле охотницы?
Флай отрицательно помотала головой.
— Я по-прежнему считаю, что мы поступаем правильно, — она помолчала немного, — Помнишь рассказы о том, что тем, кто несет бремя бессмертия не суждено переродиться?
Антон согласно кивнул.
— Это ложь. Как минимум потому, что самого бессмертия не существует.
Страшное предположение шелохнулась в голове Охотника. Он, как и почти всегда, догадался о том, о чем сестра не договаривала.
Флай в ответ на невысказанный упрек виновато потупила взор.
— Прости… Знаю, что не должна тебя бросать. Я ужасная эгоистка, да?
Ошарашенный Антон только и смог выдавить.
— Раз в жизни, конечно, можно побыть эгоисткой… Но потратить эту возможность на то, чтобы выбрать смерть!?..