Сердце меча
Шрифт:
Он с силой зажмуривал и открывал глаза, щипал и кусал себя за руки, бил по щекам — как, как убедиться в том, что ты не спишь, если когда ты спишь и когда ты бодрствуешь, с тобой происходит одно и то же?
И вдруг все встало на свои места. Он лежал посередине комнаты, пальцами правой руки касаясь стены, левой ногой — мата, а правую обдувал теплый воздух сушилки. Он был нормального размера и камера нормального размера, и все предметы в ней — там, где положено.
Счастливо застонав, Дик переполз на мат и лег на нем лицом кверху. Он не спятил, он просто спал и во сне видел всякую хренотень.
А почему же он мокрый? Он что,
И снова откуда-то донесся звук — тихий, монотонный и очень жалобный детский плач. Так плачет маленький ребенок, который уже устал кричать от боли, а потом устал и ныть.
Холодея, юноша снял каплю со своего плеча, осторожно лизнул — и сплюнул. Кровь.
— Тихо, маленький, — сказал он. — Тихо. Я сейчас найду тебя. Я все-таки спятил, но не настолько, чтобы бросить тебя здесь одного…
Он пошел на звук, заранее зная, что пространство снова обманет и предаст его — так оно и вышло. Он плутал бесконечными коридорами, преследуемый звуком своих шагов, неестественно громким — а плач доносился то справа, то слева, то откуда-то снизу, пока до него не дошло: гады замуровали ребенка внутри каморы, а он бегает по ее наружным стенам, а внутрь можно попасть или через низ, или через верх…
Дик знал, что этот ребенок — один из тех, кого родители, как и его, успели пропихнуть в дренажный люк, только он совсем кроха, года три — непонятно, на что они надеялись… Он искал тайные двери, щели в стенах и в полу, он обломал ногти, пытаясь сковырнуть эту штукатурку, шпаклевку или как ее там — ведь щель наверняка должна быть под ней, ее специально замазали, чтобы он не нашел! — а тем временем пел песенки, какие мог вспомнить, и пытался рассказывать всякие смешные истории — но тут плач прекратился, и он понял, что ребенок умер. Дик завыл, изрыгая проклятия, и ткнулся лбом в пол…
Свет обрушился на него и заставил замолчать, сощуриться и сжаться в комок. Он был в своей камере, в полушаге от спального мата, и полкамеры было залито водой, самой обычной водой… Конечно, не было никакого ребенка. Это просто бред, его опоили, недаром этот соус был таким острым… Моро все-таки отравил его…
Дик боялся сдвинуться с места и разрушить ощущение реальности, чувство того, что земля тверда, а вода мокра, верх — вверху, а низ — внизу: словом, то блаженство, о котором он и не подозревал, пока не лишился его. Все, что он себе позволил — это вытянуть ноги и раскинуть руки, обнимая пол с немой благодарностью за то, что он не становится стеной или потолком.
И тут снова раздался тихий шелест, который Дик узнал бы и во сне, на который у него была реакция как у крысы на условный звонок, после которого бьют током.
Шелест открывающейся двери.
«Не смотри», — приказал он себе. — «Не смотри туда!»
Это новый бред, это такой же обман, как свет и воздух — но теперь от него не дождутся суетливых метаний. Они и так довольно позабавились, если эта их камера видит в инфракрасном свете.
Снова шелест с еле слышным «т-бум» в конце — дверь закрылась.
— Доброе утро, капитан, — сказал Моро. — Или вечер, или ночь… какая разница.
Дик не шелохнулся.
— Интересная поза. Вы решили сменить Синдэн
Дик решил последовать его совету — главным образом потому что, раз Моро не галлюцинация, то его можно убить. То есть, можно попытаться. То есть, попытаться-то можно и с галлюцинацией, а вот с живым может кое-что и выгореть.
Правда, состояние его теперь было далеко не убийственным. Дыхание так и не восстановилось как следует, а перед глазами, еще не привыкшими к свету, плясали красные и зеленые точки, и Дик прикрывал лицо ладонью, чтобы они мельтешили не так сильно. Из-за них он плохо видел Моро, а тот еще и ходил взад-вперед, заложив руки за спину.
— Итак, вы здесь, мой дорогой капитан, — продолжал бывший бортмех. — После стольких бесплодных усилий вы все-таки там, где я хотел вас видеть, а не там, где вы хотели быть. Вы задавались вопросом, почему вы оказались именно здесь? Почему, направляясь к Парадизо, вы вынырнули в локальном пространстве Картаго? Просто чудо, как вас не занесло в Ядро или к Материнскому Саду — чем ваш Бог не шутит с пилотами? Или это не чудо, а счастье, что на борту «Паломника» оказался опытный навигатор? Подумать только, что случилось бы, если бы все эти люди погибли по вашей вине… Леди Констанс и Бет, Джек, лорд Августин… вас хоть сколько-нибудь волнует их судьба?
Дик молчал. Он понимал, что Моро будет втаскивать его в разговор, он готовился и к этому. Лицо врага было непроницаемо. Он не собирался давать Дику никаких настоящих сведений о леди Констанс, о гемах, о Бет — он нащупывал слабые места в обороне.
— Послушайте, молодой человек, это в конце концов невежливо — стоять вот так и молчать. Неужели вы в самом деле хотите меня обидеть — не считаясь с последствиями ни для себя… ни для других?
Говори еще, — подумал Дик, чувствуя, как гнев заставляет сердце биться быстрее, и в тело вливаются силы. Говори, разозли меня как следует.
— Неужели вам не хочется ничего о них узнать? Живы ли они, мертвы, где и как… Никогда не поверю… Ваши чувства к крошке Бет казались чем-то большим, чем подростковый гормональный зуд. Только казались?
Дик спрятал руки за спину и несколько раз сжал и разжал кулаки. Моро наматывал круги все ближе.
— На тебя жалко смотреть, мой маленький капитан, честное слово, — Моро перестал мельтешить и остановился перед Диком, заложив большие пальцы за пояс своих просторных черных штанов. Он был безоружен, бос и даже не застегнул рубашку — словно забежал сюда на пять минут между делом. — Все поставил на карту и все проиграл. Погубил корабль, погубил человека, который взял тебя под покровительство, погубил даже этих несчастных глупых гемов, доверившихся тебе. Знаешь, как рейдеры назвали тебя? Апостол крыс. Порой они бывают удивительно точны в своих прозвищах. Апостол крыс. Больше ты ни на что не годишься. Ты мог бы оказаться здесь, на Картаго, сохранив всех и приобретя все — ты предпочел потерять всех и все растратить. Я предлагал тебе союз — ты предпочел войну и оказался здесь, в плену, в полной моей власти. И вот теперь я выкроил минутку, чтобы объяснить тебе, скольких усилий ты мне стоил. А ты даже не интересуешься теми, ради кого ты вымотал мне столько нервов. Ты…