Сердце мира
Шрифт:
Уже сорвавшись с места, он понял, что долго не пробегает. Ашарей все еще придавал сил, но они уже подходили к концу. Разрыв между шердом и шутом увеличивался. Два, три, четыре шага... И в темном переулке не светился ни один шальной символ-огонек.
Отчаяние захлестнуло волной. Не зная, что делать, Таш потянулся пальцами к алому туману, плававшему на границах зрения.
Пусть все сгорит к Урдовой матери!
Огнем полыхнуло так, что опешил даже сам Таш. Это была всего лишь вспышка, вроде того облака пламени, который выдыхают факиры. Но ее хватило, чтобы Глас Города
Когда клинок вошел в спину, фигляр покачнулся. Уже в следующий момент он развернулся и ответил ударом такой мощи, что Таш отлетел и грохнулся на мостовую.
Мир содрогнулся и пошел трещинами, в которые стремительно утекал туман ашарея. По телу начинала разливаться боль, а сверху на Таша будто навалилась невидимая гора.
Он с огромным трудом заставил себя подняться, ожидая, что на него вот-вот снова наскочит Глас Города. Но никто не приближался. Исчезла и ллитка, о которой Таш вспомнил только сейчас. Наверное, испугалась, когда убили всех ее товарищей.
Каждое движение давалось с помощью неимоверных усилий. Он доковылял до угла дома, за которым настиг фигляра. Глас Города лежал боком на груде очистков. Клинок прошел насквозь и торчал из груди, закопавшись в помои.
Таш склонился над врагом, уверенный, что он уже мертв. Следовало вытащить меч. Разум подсказывал, что остаться без оружия во взбунтовавшемся Тамин-Арване - это плохая идея. Однако, как стоило поднести к шуту руку, как тот повернулся. На Таша уставились прорези зеркальной маски.
– Я голос города, его душа, - чужим голосом произнесли его губы.
– Меня нельзя убить.
Несмотря на это, в его тоне чувствовались страх и слабость. Таш ощутил, как собственное лицо искажается в гримасе. Хотелось усмехнуться, но мышцами рта все еще владел шут. Усилие - и управление мимикой вернулось.
– Можно, - ответил он.
От встречи с кулаком маска брызнула осколками. Шут конвульсивно дернулся, когда Таш рывком вытащил меч. Финальный удар - по шее, чтобы наверняка, - и Глас Города больше не шевелился.
Последние крохи сил Таш потратил, чтобы доползти до хозяина. Может, он еще жив? Иль же милостив с теми, кто верно ему служит...
Нет. С такими ранами не живут. Увиденное заставило шерда отшатнуться. Обессилев, он уселся прямо на мостовой и закрыл лицо руками.
По крайней мере, он отомстил. Но, думая об этом, Таш не чувствовал никакого удовлетворения от убийства. Наоборот - опустошение. Хозяин, который мог бы ему помочь, погиб. Лежал в луже крови с обезображенным лицом. Прямо как Кровавый бог, которого Иль именно так наказал за восстание.
Эс-Мирд сражался достойно. Создатель должен быть доволен - он получил хорошую жертву перед Ильтиревом. Неправильную, несправедливую, но когда богов волновало мнение простых людей?
Мертв и Глас Города. Таш собственными руками заколол человека, у которого собирался просить помощи, если его предаст господин. А получилось, что единственный предатель, который переметнулся на другую сторону и вдобавок не уберег хозяина, это он сам.
Как нелепо и бесславно. Ведь он мог сражаться на арене перед несколькими тысячами силанцев - красиво, честно, без лишних жертв, и если повезет впечатлить зрителей, то еще и попросить свободы. А что получилось?
Вот она - проклятая правда жизни.
Таш стиснул зубы. Пора вставать и ползти отсюда, пока на набережную не сбежался народ. Звуки сражения должен был слышать весь квартал, чудо, что никто еще не примчался и не позвал стражу. Нужно только забрать хозяина. Как бы Таш к нему ни относился, он не заслужил участи гнить на улице. Лаана не заслужила такой участи - знать, что тело ее мужа бросили в подобном месте.
Признаваться себе в чувстве вины перед эс-Мирдами не хотелось, но и окончательно задавить шепот совести не получалось. В конце концов, если бы Таш остановил Ксалтэра или не соврал насчет него, господина бы не убили. Как после этого смотреть Лаане в глаза? Она же любила мужа - Таш помнил, как ласково супруги обнимались в поместье графа, думая, что их никто не видит.
Он выполнит это последнее обязательство перед эс-Мирдами, а потом уйдет. В Шердаар, как можно дальше от всего этого, и в том числе бывших хозяев. К настоящей свободе.
***
Так Таш считал ровно до того момента, пока не вернулся в дом и не услышал, что оттуда совсем недавно ушли стражники. И приходили они совсем не за шердом.
За Лааной.
23. Преступница
Все дни, проведенные в загородном поместье, Лаана не могла найти себе места.
Тут было неимоверно скучно. Родители Лердана жили на самом краю долины - часть виноградников расползлась по склону горы. Обычно никто не выращивал виноград в таких местах, но свекор пытался вывести виноград, который не будет превращаться в пепел в пламени вихрей. И конечно, растить его следовало там, где пожары случались чаще, то есть на самой границе гор и долины Нэндими.
Лаану водили по виноградникам, показывали длинные ряды шпалер, обвитых лозой, и заставляли пробовать разные плоды. Найди, дескать, отличия и оцени вкус. У старшего эс-Мирда горели глаза, а Лаана выдавливала из себя улыбку и источала похвалы, силясь не морщиться от вяжущих и кислых ягод. Работы по "селекции", как называл это свекор, было еще навалом. Очень хотелось высказаться о том, сколько денег уже вбухано в пробы при отсутствующем результате, но Лаана сдерживалась.
Почти все вино, произведенное в винодельне эс-Мирдов, они выпивали сами. На продажу шло совсем немного. Это давало даже не десятую часть доходов, а гораздо, гораздо меньше. Зато родители Лердана жили вдалеке от молодых супругов и не лезли в их дела. Лаана хорошо помнила первые полтора года в Тамин-Арване, когда свекор и свекровь считали святым долгом научить новую родственницу жизни и не давали ей покоя. Когда они наконец съехали, решив, что молодым пора самим устраивать собственную судьбу, Лаана вздохнула свободно.