Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели
Шрифт:
Каждое лето студенты попадали в райские уголки Грузии. Они рисовали портреты передовиков труда, сцены сельской и заводской жизни, пейзажи, учились изображать море, реки и леса… Ходили пешком, ездили на автобусах или лошадях, о машинах никто не мечтал. Так исколесили и обошли всю Грузию — Кахетию, Имеретию, Тушетию, Сванетию, Гурию, Аджарию, Абхазию…
— Если бы я начал жить заново, то снова прошел бы этим путем, потому что богатство, которое я получил от общения с природой, невозможно оценить. Природа была нашим профессором…
Планы тбилисской Академии строились по образцу русской академической
Каждый студент рисовал гипсы, от них переходили к живой натуре. Копировали классиков. В каникулы получали деньги на билет в плацкартном вагоне. Все садились в поезда, которые шли несколько дней по маршруту Тбилиси — Москва, Тбилиси — Ленинград. Статуи Летнего сада напоминают Зурабу о первом любовном свидании.
— Много лет назад после первого курса я проходил практику в Санкт-Петербурге. Там познакомился с чудесной девушкой. Мы встретились в Летнем саду. Классические скульптуры вдоль аллей вдохновляли, как никогда, и я покорил девушку красноречием. Мы были молоды, счастливы, вся наша жизнь была впереди… А ночевали в классах консерватории, где койки стояли рядом с роялем.
После Ленинграда следовала практика в Москве. Здесь грузинские студенты жили на Трифоновской улице у Рижского вокзала, в двухэтажном бараке, служившем общежитием студентов театрального института. В Музее изобразительных искусств Зураб сделал две копии картин Тьеполо и две Рембрандта.
— Сейчас не знаю, где они, — с печалью говорит копиист, — учились мы серьезно.
В академии влюбился на первом курсе.
— У меня было всегда стремление к первому впечатлению. Я сам себя поймал на мысли, в школе я полюбил русскую девочку, в академии все повторилось. Первый курс. Я выиграл конкурс. Зашли в класс. Знакомимся. Элла! Спокойное лицо. Светлые волосы. Носик. Я даже подумал, что эта та самая девочка, что была в деревне на стройке. Так что пока учились, она все время мне нравилась. И я ей нравился. Она многим нравилась. Потом появился сын академика, она вышла замуж за него.
На последнем курсе встретил Иннесу Андроникашвили, носительницу знаменитой грузинской фамилии, ставшей в русском варианте Андрониковой. В прошлом эту фамилию возвысил князь-генерал военный губернатор Тифлиса Иван Малхазович Андроникашвили, победитель турок под Ахалцихом. В жилах девушки текла грузинская и русская кровь, ее прадед — генерал Мамальцев. Московский родственник Иннесы, литературовед Ираклий Андроников, оставил о себе память как неподражаемый артист, сочинявший устные рассказы, исследователь творчества Лермонтова. Отца своего, архитектора, Иннеса не помнила. Когда ей было два года, его и мать расстреляли. На казнь отец шел немым, на допросах вырвали у него язык. Иннесу воспитала тетя, родная сестра отца, Нина Андроникашвили, доктор филологических наук, знаток иностранных языков. Отцом Иннеса считала мужа Нины, актера русского театра имени Грибоедова Анатолия Смиранина, народного артиста Грузии. Его в городе все знали. Известность принес фильм «Человек-амфибия», где он играл роль отца Гутиеры.
Дядя Иннесы, спасшийся во время революции за границей, преуспел в эмиграции, занимал высокое положение
Влюбившись с первого взгляда, Зураб ходил за Иннесой по пятам. И она его полюбила. Вот каким женихом он запомнился жене, рассказавшей незадолго до смерти о завязке романа.
— Замуж я тогда не собиралась, а он все ходил за мной, ходил. Полюбила я его не за красоту. Красивым я бы его не назвала. Это был аккуратненький мальчик, очень бедненький, очень скромненький и очень талантливый. Я его полюбила за то, что он купил мне за рубль сумочку и положил туда в нее виноград…
И все, и я была сражена. Мы почти не встречались. Он пришел к нам домой, сделал мне предложение, и я сразу согласилась. Ему шел тогда 25 год. К чувству любви прибавилась благодарность. Тогда у меня умерла неожиданно молодая сестра, и ее достойно похоронил Зураб…
Вот я из любви и благодарности вышла за него замуж. И уже ни в какой Париж тогда не поехала. И лучше Зураба никого не нашла…
Эту историю любви не раз рассказывал и муж Иннесы, всякий раз дополняя ее подробностями. Хочу процитировать одну из таких песен о главном. Ее задолго до всеобщего признания слышал за дружеским столом суровый премьер Косыгин, нежно относившийся к грузинской княжне Иннесе. И к ее мужу Зурабу.
— Дело было в Тбилиси. Я вышел поздно вечером из Академии художеств и хотел идти домой пешком. Иду по проспекту Руставели и вижу: навстречу мне движутся две девушки. Лицо одной из них спрятано под шляпкой. Я тут же обратил на нее внимание, хоть было темно. Она явно подействовала на меня как на художника. И как на мужчину. Да-аа, я так немножко внимательно посмотрел на нее. Потом остановился, посмотрел уже неприлично, пристально, подумал: ах, какая красивая!
Но слова ни сказал, только прошел мимо, и сердце у меня дрогнуло. Прошло какое-то время. И вот однажды меня пригласили в один дом на день рождения. Захожу и вижу: там она. Читает стихи: Пушкина, Лермонтова, Пастернака. Я подошел близко и слушаю. Молодые люди аплодируют ей и просят, чтобы она еще почитала. Все это меня как творческого человека еще больше убедило, что я не зря в прошлый раз заглянул ей под шляпку. В тот вечер я в нее влюбился. Спросил, можно ли ее проводить. Она сказала: "Пожалуйста!" Но на всякий случай взяла с собой подружку…
На тот день рождения Зураб пошел к другу школьных лет по имени Дато, по кличке «Черчилль», двоюродному брату Иннесы. И у Дато отца расстреляли. Учился он блестяще, ютился с матерью-вдовой в одной комнате, где собрались друзья. Дато всю жизнь гордился, что именно он познакомил Иннесу и Зураба. У него самого судьба печальная: женился поздно, вскоре овдовел, остался с сынишкой на руках. После развала СССР впал в нищету. Узнав о беде друга, Зураб ежемесячно посылал ему деньги. А когда, по его словам, "бедный, бедный Дато" умер, приехал в Тбилиси и забрал в Москву сироту, обогрел, не дал пропасть.