Сердце на замке
Шрифт:
— Какая жалость, что ничего этого я не знала позавчера, — сказала я, выслушав рассказ Виталика и собирая с собой на проработку в большую сумку все папки, имеющие отношение к детскому фонду «Открытое сердце».
— Ты думаешь, эти убийства связаны? — спросил Виталик. — Но — почему?
— Мне нужно срочно встретится с Матвеем Егоровичем и с Анатолием Томилиным…
— Не получится. Матвей Егорович в ноябре скончался от инфаркта, разве я не сказал?
— Ничего себе. Получается, все «Открытое сердце» осталось без своей верхушки. И что же, теперь закроется? — удивилась я невольно.
— Да кто знает? Может,
— Звони в похоронное бюро, тебе есть сейчас чем заняться, — напомнила я Виталику горькую правду. — Только постарайся меньше выходить из дома сам, на всякий случай действуй через кого-либо другого, будь на телефоне…
— И не говори… Меня ведь два дня дома не было. Может, звонил кто — сообщения оставил на автоответчике?.. — вспомнил Виталик.
«…Ну ты, сучий Дед Мороз, — послышался вдруг в трубке незнакомый голос. — Ты подарки нам принес? Предупреждаю последний раз — если не откажешься, пеняй на себя. Советую быть посговорчивей… Пи-пи-пи…»
«Пи-пи-пи…» — продолжал отвратительно пищать автоответчик, пока мы, застыв у телефона, смотрели с Виталиком друг на друга широко раскрытыми глазами.
Глава 8 На скорости три обморока в час
Я уже было собралась убегать на срочные поиски ученика Павла Андреевича, некоего «гнома» Толика Томилина, как в приоткрытую дверь в квартиру Ежковых зашла пожилая женщина в стареньком зимнем пальто с куцым воротничком и заплаканными глазами — само Несчастье, его живая аллегория.
— Это правда? — первое и единственное, что спросила она у Виталика. А после того как Виталий кивнул, женщина тяжело опустилась на стул и надолго замолчала. Пока она неотрывно глядела в пол, мы с Виталиком недоуменно переглянулись и обменялись выразительными жестами. Судя по беспомощно разведенным рукам моего друга, он тоже понятия не имел, кто она такая. Впрочем, теперь, когда несколько дней дверь в квартиру Ежковых будет открыта для всех, кто хочет выразить соболезнование, незнакомых старичков и старушек будет появляться много. Ничего удивительного — Павел Андреевич был человеком общительным, умел притягивать к себе людей… Я уже собралась было потихоньку выползти за дверь, как женщина подала голос…
— Его убили. Такого человека. Такого человека, — прошептала она горестно.
— Извините. Вы наша соседка? Я многих не знаю, — попытался уточнить Виталий.
— Нет, мы с Павлом Андреевичем были знакомы благодаря сходству убеждений. Я из фонда «Открытое сердце». Извините, что не представилась, — Марья Сергеевна Федотова… Павел Андреевич был самым… вы только ничего не подумайте… самым близким для меня человеком. Ради бога, простите, что я тут расселась. Ноги подкосились. Видите, плакать и то не могу. Тут мне как сказали эти женщины возле подъезда, когда я квартиру искала, так я и вообще…
— Значит, вы к нам в первый раз? — задал дурацкий вопрос Виталик. Но это понятно — он сам сейчас после всего случившегося чувствует себя совершенно потерянно.
— Первый. Обычно Павел Андреевич сам
«Вот смешные старики, — подумала я невольно. — Сидит и оправдывается перед нами, что кого-то любит, и боится, как бы никому в голову даже мысль об интимных отношениях не пришла. Другое поколение. Она даже и не ведает, насколько проще за несколько десятков лет стало у людей отношение к сексу. Я бы только порадовалась за нее и Павла Андреевича, если бы… Ведь где-то я читала, что и в семьдесят, и в восемьдесят лет люди вовсю предаются этим радостям…»
— У меня в мыслях никогда не было приходить, я бы не посмела. А тут дело неожиданное, срочное, а у Павла Андреевича телефон не отвечает, вроде как поломанный. Ну, думаю, тогда поеду — хоть раз посмотрю, как он живет…
— Посмотрите, — рассеянно сказал Виталик, думая о чем-то своем.
Но гостья восприняла его слова совершенно серьезно и принялась на цыпочках обходить квартиру, подробно разглядывая каждую вещь в комнате Павла Андреевича. Интересно, сколько раз проделывала она это в своих мыслях и мечтах? Марья Сергеевна по-прежнему не плакала, только лицо у нее было неестественно бледным, а у меня аж прямо слезы навернулись на глаза. Впрочем, кое-что в ее словах особенно привлекло внимание.
— Так что же сегодня случилось? Какое такое дело, что вы сюда приехали? — спросила я женщину.
— А, теперь это не имеет никакого значения. Ровным счетом никакого, — махнула она рукой. — Без него ничего больше не имеет значения…
— А все-таки…
— Один наш деятель позвонил. Противный такой мужичок, мы его Мухомором между собой зовем… Говорит, нужно собрать собрание, всех обзвонить. Я звоню Павлу Андреевичу, а того нет. Дай-ка, думаю, тогда зайду по делу, посмотрю, как он живет тут… Мы ведь ждем, к Новому году из-за границы целый вагон подарков должен прийти, Пашенька, то бишь Павел Андреевич, говорил, что немцы нам шлют гуманитарную помощь, узнали как-то про наш фонд. Радовался, как ребенок, — и вот…
Я хотела было продолжить расспросы, но вдруг Марья Сергеевна глотнула несколько раз воздух открытым ртом и начала медленно падать к нашим ногам. Обморок. Так бывает с внешне сдержанными людьми, которые держатся до последнего, а потом вдруг хлоп — и падают как подкошенные. Для таких случаев я всегда держу в сумке нашатырный спирт, нитроглицерин и еще кое-какие средства для быстрого возврата человека к жизни, если это еще возможно. Слава богу, Марья Сергеевна очнулась довольно быстро, как только мы с Виталиком, действуя как заправская бригада «Скорой помощи», сунули ей под нос ватку с нашатырным спиртом и перенесли на диван. Я знаю еще одно средство в таких случаях, которое помогает безотказно: с силой надавливать по очереди на кончик каждого из пальцев рук, чтобы привести в чувство нервные окончания, которые передадут сигнал к пробуждению всему телу. Не до крови, конечно, тыкать, но чтобы было ощутимо. Увы, Марья Сергеевна, хоть и открыла глаза, но отвечать на мои вопросы все равно не могла — лишь слабо шевелила посиневшими губами.