Сердце негодяя
Шрифт:
— Моложе на десять лет.
— Вы с ним похожи?
Джесс опять улыбнулся.
— Нет, мы с Мэрионом совсем не похожи. Скорее наоборот. По правде говоря… из него так и не вышло ничего путного. Когда мы были детьми, он меня обожал, бегал за мной хвостиком. Ну… вы же знаете, как это бывает с детьми. Как будто на мне свет клином сошелся. Когда мы все пошли на войну — я, мой отец и его отец, — он остался на ферме, попытался сам вести хозяйство. Мы разводили лошадей: скаковых чистокровок. Но у него ничего не вышло. Его отец погиб под
— Что же он предпринял?
— Отправился на запад. Брался за всякую случайную работу, У него не было никакой определенной цели.
Его странная подавленность встревожила Кэйди.
— Вы не пытались ему помочь? Она вдруг смутилась и опустила глаза. — Извините, меня это совершенно не касается.
— У меня была своя жизнь. К тому же я был не в ладах с законом, мне пришлось бежать из Кентукки, потому что… ну, вы, наверное, уже прочли все это в газете.
Тут она вспомнила.
— Вы все еще в бегах?
— Нет-нет, это было пятнадцать лет назад, срок давности истек. Как бы то ни было, с тех пор мы с Мэрионом пару раз сталкивались. Последний раз я видел его не так давно. В Окленде, — пояснил он, снова улыбнувшись своей загадочной улыбкой.
— Это ведь там вас ранили?
Он отхлебнул еще пива.
— Это случилось позже. Мой кузен нашел там работу: его наняли объезжать мустангов для владельца богатого ранчо в Сономе.
— Что ж, — нерешительно протянула Кэйди, — по крайней мере он нашел работу с лошадьми.
Джесс безрадостно рассмеялся.
— Он терпеть не может свою работу. Ему не нравится укрощать мустангов. К тому же работать не на себя, а на дядю… — Он покачал головой. — Его это с ума сводит.
Наступило молчание.
— Хватит об этом, — внезапно оборвал себя Джесс, выходя из задумчивости и тасуя карты. — Вы слишком много из меня выжали за одну жалкую четверку треф. Сдавайте.
Она проиграла. Его ленивая коварная усмешка заставила ее задрожать.
— Мисс Макгилл.
— Да?
— Откуда у вас эта татуировка? Его глаза искрились весельем, сама она тоже едва не рассмеялась.
— Какая татуировка? — И что за безумие на нее нашло? Ей хотелось, чтобы он опустил глаза и посмотрел на нее там. Он так и сделал.
— Вот эта, — тихо пояснил он.
Она отвела взгляд с самым невинным видом, прекрасно зная, что в этом платье татуировка не видна, если только не наклониться низко-низко.
— Откуда вы знаете, что она у меня есть?
— Я ее видел. Можно даже сказать, я с нее глаз не сводил. Что там изображено: какая-то птица?
—Орел, — ответила Кэйди, вздымая грудь глубоком вздохе, чтобы ему было чем полюбоваться.
Господи Боже, она не кокетничала с мужчиной столь откровенно с… она сама не смогла бы вспомнить, с каких пор. Даже с Джейми О’Дулом она не позволяла себе подобной
— Это символ свободы. Я ношу его в память… об одном человеке.
— Кто это?
— Его звали Джеймс. Джеймс О’Дул. Он уже умер. — Кэйди уставилась в кружку с пивом и принялась с грустью изучать пену.
— Примите мои соболезнования.
Она дерзко вскинула голову.
— Он был солдатом удачи, воевал в армии краснорубашечников Гарибальди [19] . Пал в сражении за освобождение Неаполя. А это… — она провела рукой по лифу платья, — это память о нем. — Выждав несколько секунд для приличия, Кэйди подняла голову и посмотрела на Джесса. Настал его черед хмуриться, глядя в кружку с пивом. Ей показалось, что вид у него… раздосадованный. Неужели ее рассказ вызвал у него ревность? Полная нелепость: ведь всего несколько дней назад он считал ее проституткой! И его это ни капельки не смутило. И все-таки… он ревнует? Какая заманчивая мысль.
19
Джузеппе Гарибальди (1807-1882), народный герой Италии, сражавшийся за независимость и объединение страны.
— Уже поздно, — заметила Кэйди.
— Да.
Джесс поднял голову, и у нее сердце защемило от его улыбки.
— Осталось время для последнего вопроса.
Он перевернул колоду. Оказалось, что снизу лежит туз пик.
— Вы только посмотрите!
— Вы это подстроили.
— Не докажете.
Она с безнадежным видом откинулась на спинку стула.
— Ладно, валяйте.
— Почему вы так разозлились на меня? Ну… вы же знаете. В тот день, в вашей комнате.
— Я не злилась.
— Вы были вне себя.
— Ничего подобного.
— А вот и да.
— А вот и нет.
— Ну допустим.
Он поставил локти на стол и наклонился к ней.
— Я хочу извиниться за свои слова, Кэйди. За то, что тогда подумал.
— Поверьте, это не имеет никакого значения.
— Для меня имеет. Я совершил ошибку и хочу, чтобы вы знали: вашей вины тут нет. Вы ничего такого не сделали и не сказали, чтобы навести меня на эту мысль. И ваша внешность тут тоже ни при чем. И манера одеваться. Просто я свалял дурака.
Кэйди заглянула в его серые глаза и почувствовала, что ее затягивает в омут. Они сидели в салуне, пили пиво, она в бесстыжем платье едва могла присесть, настолько оно тесно в бедрах, а он заявляет, что принял ее за шлюху по недоразумению и что это он сам во всем виноват. Ей хотелось рассмеяться, но еще больше заплакать.
Разумеется, она не сделала ни того, ни другого.
— Я же сказала, вам нет нужды извиняться. Уже не в первый раз люди… ошибаются на мой счет. И скорее всего не в последний. Но все равно… спасибо вам за эти слова. Для меня они очень много значат.