Сердце пацана
Шрифт:
На этой ноте наш разговор и завершился. Я спустился дальше по лестнице, а Танька зашла к себе в квартиру. Мы оба знали что «кое-кого» не существует. Фантом, призрак, выдуманный персонаж. Однако, я не был столь самонадеянным, чтобы действительно полагать, что Алексеева меня караулила. Скорее просто вышла подымить.
Думать об этом мне было больше некогда. Машинально посмотрел на часы.
Было время только на то, чтобы завести машину, дать старушке пару минут прогреться и мчаться в библиотеку, покуда мышь не навострила свои лапки домой.
В
— Держи, держи, руку мою держи, — тихонько лились слова по залу.
Её голосок подпевал песням. Не похоже, чтобы она меня ждала. Впрочем, я был не против понаблюдать за танцующим мышонком.
Бедра плавно двигались, словно поддразнивая. В её движениях не было пошлости и вычурности или той самой покажусности, лишь легкость и непринужденность. Так человек танцевал лишь для себя самого. Наслаждаясь, а не устраивая шоу для других.
Тихо подкрался сзади, но беззаботная мышь и не думала оборачиваться. Как и всегда, появилось желание похулиганить. Припугнуть девчонку, и снова увидеть эти пухлые надутые губки. Тем паче, она, кажется, прекратила играть в молчанку.
— Бу! — резко опустились мои руки на её бедра.
— А-а-а! — оглушил меня визг, а затем и книга, что с хлопком опустилась на мою голову.
Сколько же в этих пятидесяти кило, силы однако!
— Бобрич! Что за выкрутасы?
— Б-белов! Опять ты!
Потерев макушку, исподлобья на нее зыркнул. Червячок сомнения зашевелился внутри. А нужен ли ей вообще защитник? Того гляди, и меня покалечит…
— Ну, конечно я! Кто же еще?! — оскалившись, процедил. — Мы договаривались.
— Я помню, — положила она книгу, а после замерла и отчего-то засмущалась. Прикусила губу, втянула плечи, поерзала, и, выдохнув, неуверенно буркнула, — Белов.
— М-м?
— Р-руки.
Какие к черту руки?! Ах, точно!
Я до сих пор неприлично долго сжимал девичьи бедра и, признаться честно, они весьма подходили к моим ладоням.
— Какие руки? — невинно похлопал ресницами.
Она горела. Даже не смотрела на меня, а куда-то невидящим взглядом в даль. Только дернулась, призывая убрать мои бесстыжие грабли.
Эх, Дунька-Дунька, когда же ты подрастешь…
Со вздохом разочарования, отступил, как послушный мальчик, руки убрал. Гордая девчонка слезла, проигнорировав мою вытянутую ладонь для помощи, прошествовала мимо меня и я, усмехнувшись, поплелся за ней. Отодвинув стул, Бобрич села и с серьезным видом профессора указала на место напротив себя.
— У тебя чайник есть? — полюбопытствовал, осматриваясь.
— Есть, а тебе зачем?
Но прежде, чем мышь стала бы возражать, я заметил его на вахте. Включил, нашел и кинул пакетики.
— Тебе сколько сахара?
— Две, —
Когда чайник вскипел, залил кипятком и поставил напротив Дуньки чашку. Из пакета достал пирожки, шоколадку, пару видов конфет и вафли, заботливо купленные по пути.
— Угощайся.
— Ты что, ограбил магазин? — спросила, а сама жадно уставилась на вкусняшки. Кто-то явно был голодный.
— Конечно, — хмыкнул, — и бабулю с пирожками по дороге.
Она неверяще на меня глядела.
— Шучу.
Наивная, как дитя…
Когда в мой рот отправился второй пирожок, Бобрич все еще не прикоснулась к еде. Неуверенно косилась, ерзала на стуле и дергала ногой.
— Ешь, — бросил.
— Я не голодна…
— Ешь, мышь, — фыркнул. — Для кого я все тащил?
— Для меня? — с удивлением переспросила.
— Не тупи, Бобриха. Еще не хватало мне, чтоб ты от голодной смерти скопытилась. Еще на меня повесят. Ешь, — властно рыкнул.
Больше не робея, она взяла пирожок. Откусила, прожевала, запила чаем. Её глаза от удовольствия закрылись, и в большей награде я не нуждался.
— Вкусно, — пробормотала, улыбнувшись, и я улыбнулся ей в ответ.
Когда девочка была сыта, а я доволен, мы приступили непосредственно к науке. Книги уже лежали на столе, дожидаясь своего часа, тетрадь с ручкой напротив меня.
— Что тебе непонятно?
— Все, — честно ответил.
— Да ладно?
— В трусах прохладно, — хмыкнул.
Почесав голову, Бобриха пролистала несколько страниц, затем, очевидно приняв решение, произнесла:
— Главное запомнить основные термины. Пархитько по ним больше всего гоняет. Я объясню тебе на доступном языке, но тебе придется выучить их самому. Я выделю тебе карандашом их в книге. Начнем с Хайдеггера. Его философия строилась на…
И понеслась душа в ад. Долгое время я слушал и внимал. Внимал и слушал. Ориентировалась мышь превосходно, а её вкрадчивый голос успокаивал. Когда что-то не понимал она доходчиво объясняла, и, к счастью, на третьем философе перестала стесняться моего прямого взгляда. После пятого…или шестого философа. Черт, их разберет! Башка пошла совсем кругом, но голос Бобрич по-прежнему звучал бодро и увлеченно. Однако, мое внимание стало рассеиваться, а глаза бегать от ее губ к шее и обратно. Проскользнули по шелковистым волосам, не тронутым краской, затем по плечам, высокой и, зуб даю, упругой груди…
— Белов! Белов! — грозно раздалось.
— Я слушаю, — отозвался.
— Я уже несколько минут молчу.
Да? А я и не заметил...
Украдкой посмотрев на время, досадливо сморщился. Скоро валить в клуб.
— Продолжим завтра, Бобр, — отодвинул стул. — Уже поздно, тебе пора домой.
— Но я завтра не работаю, — возразила рассеянно она, вставая.
А вот это новость меня не порадовала.
Что не день, то сюрпризы, мать твою!
— А где ты будешь завтра?
Мышь ответить не успела. Мой телефон ее прервал.