Сердце полуночи
Шрифт:
Он был голоден.
Словно по команде волчья стая снялась с места и пошла на запах. Расталкивая остальных волков плечами, Казимир протиснулся в центр стаи, и на мгновение запах оленя исчез, смешавшись с запахом засохшей крови, потных шкур, с запахом пыли, дождя и мочи. Губы Казимира сами собой изогнулись в экстазе, и по клыкам потекла обильная слюна. Стая тем временем рассеялась веером, и Казимир старался не отставать, бросая взгляд то на одну, то на другую бесшумно мчащуюся тень.
Они миновали дремучий лес, касаясь земли мощными лапами в такт бешеному биению сердец. Окружающее перестало существовать для
Неожиданно перед ними оказался крутой склон, ведущий в глубокую узкую долину. Не раздумывая, стая ринулась вниз, ускорив и без того стремительный бег. Казимир перепрыгивал с камня на камень, стараясь держаться наравне с Герконом Люкасом. Перебравшись через неглубокий ручей, мирно журчавший на дне, они принялись карабкаться вверх по склону на другой стороне. Откос оказался каменистым, и Казимир почувствовал, как саднит изрезанные лапы и как когти со скрежетом скользят по гранитным валунам. Лкжас не отставал, без труда приноровившись к его длинным прыжкам. Между деревьями проглянула луна, озарив потемневшие от пота шкуры.
Оказавшись на гребне подъема, они увидели свою жертву в соседней долине. Это был могучий самец с короной ветвистых рогов, венчающих изящную голову между настороженными ушами. Глаза зверя были расширены от страха. Олень стоял, готовый в любую секунду броситься наутек, упираясь в каменистую почву острыми копытцами.
Прыгнув на каменный уступ, Казимир поднял голову к сияющей в небесах луне и издал пронзительный охотничий клич. Ему ответил столь же пронзительный и жуткий вой Люкаса. Остальные волки тоже завыли на разные голоса, так что весь лес застонал переливами мрачного эха.
Олень на мгновение замер, потом в панике ринулся в лес. Казимир взвился в воздух и приземлился глубоко внизу в вихре потревоженных опавших листьев. Оттолкнувшись задними ногами, он помчался дальше по склону, чувствуя, что вся стая несется следом. Вскоре его нагнал Люкас, двигавшийся легкими, высокими прыжками, и вся стая, словно бурнал река сжатая гранитом набережных, ринулась вдоль оврага по следу оленя.
Перевалив через небольшой пригорок, Казимир увидел далеко впереди белый хвост оленя. Взрывая когтями землю и дыша словно кузнечный мех, он удвоил усилия. Чем больше сокращалось расстояние между ним и оленем, тем сильнее становился его запах. Жертва неслась сквозь лес, выбрасывая из-под копыт комки жирного перегноя. Почувствовав, что его нагоняют, олень метнулся вправо, потом влево, и Казимир заметил его выпученные от страха глаза.
Волки приблизились вплотную к своей добыче. Казимир прыгнул вперед и чуть не попал под удар заднего копыта. Люкас прибавил скорость и обошел оленя с одного бока, в то время как Казимир, поняв его маневр, зашел с другой стороны. Олень повернул к нему свою узкую голову и посмотрел остановившимися глазами на страшные челюсти.
Казимир бросился, прокусив белый мех и вонзив клыки в горячую, соленую плоть. Олень споткнулся под его тяжестью и покатился по земле. Острое копыто болезненно ударило Казимира по ребрам, но он не разжал зубов.
Казимир сумел оторваться от туши только после того, как наелся до отвала. Беззвучно ступая по мягкой земле, он отошел от урчащих хищников и скрылся в лесу.
Геркон Люкас, все еще в волчьем обличье, поднял голову и посмотрел ему вслед долгим взглядом. Когда Казимир исчез из вида, Люкас опустил свою испачканную в крови морду и снова занялся добычей.
ГЛАВА 12
На следующее утро восход солнца застал Казимира бодрствующим. Он сидел в кресле на балконе своей спальни, заложив руки за голову и положив ноги на перила. Яркое солнце сверкало на влажных от росы крышах Гармонии. Глядя на сонный еще город, Мейстерзингер наблюдал за воробьями, перелетавшими от дома к дому.
Один из воробьев, трепеща крылышками, подлетел к увитому плющом балкону и уселся на перила в нескольких дюймах от ног Казимира. Пристально разглядывая птицу, юноша заметил зябкое дрожание перьев.
– Лети-ка ты лучше на юг, пташка, – пробормотал он негромко. – Зима идет.
Не слушая его, воробей рассеянно поскакал по перилам туда, где вился стебель плюща, украшенный красно-золотыми листьями. Острый клюв сорвал с сухой ветки прокисшую ягодку, потом воробей взмахнул крыльями и полетел по своим воробьиным делам.
Казимир следил взглядом за его полетом, а сам припоминал события прошлой ночи. Он все еще чувствовал в своей груди пьянящий аромат полуночного воздуха и помнил, как дрожала земля под его стремительными ногами. Никто не смог бы противостоять ему вчера, никто не смог бы сравняться с ним – даже Геркон Люкас. А что за добыча был этот олень! Что за сладкое мясо! Как приятно было на полном скаку пригнуть к земле его голову, вонзить клыки в его упругую и мягкую шею, опрокинуть и терзать горячую плоть, не чувствуя уколов совести и вины!…
Теперь, чувствуя, как в легкие его вливается свежий утренний воздух, Казимир ничего не желал так сильно, как снова начать охоту – не одному, как это было на протяжении восемнадцати долгих лет, а в стае, во главе таких же, как он, хищников. Теперь он больше не был одинок.
В спальне за его спиной раздался предательский скрип петель, потом раздался осторожный шорох протертых кожаных подошв по полу.
– Доброе утро, мастер Казимир, – неуверенно сказал мальчик-слуга.
Шумно вздохнув, Казимир сделал ему знак встать перед собой.
– Что такого важного случилось, что ты решился потревожить меня в столь ранний час?
Гладкие кожаные подошвы зашаркали по паркетному полу, и юный паж остановился рядом с Мейстерзингером.
– Давай, выкладывай, – поторопил его Казимир.
– Жрец Милила Густав мертв! – выпалил мальчишка.
Казимир почувствовал, как горло его стиснуло внезапной судорогой, и помрачнел Густав мертв?
По шее его пробежал холодок, и он вздохнул снова. Отвернувшись от пажа, он посмотрел вниз, на просыпающийся город. Воробьи продолжали виться над крышами, не обращая внимания на появляющихся редких людей.