Сердце принца-ворона
Шрифт:
Мачеха вдруг грубо толкает меня в плечо. Я спотыкаюсь, но быстро вновь обретаю равновесие.
– Ты, будто заноза, мешала нашему браку! А теперь каждый день маячишь у меня перед глазами. – Дрожа, я поворачиваюсь к ней лицом, ощущая на затылке холодные капли пота. – Пока была возможность, мне стоило отдать тебя в приют. Я бы избавила себя от трех лет несчастий.
Я застываю. Не потому, что ее слова ранят. Просто они насквозь лживы. И я цепляюсь за них, вызывая в себе гнев, способный заглушить стыд и печаль.
– Вы заставили меня остаться, –
Она широко распахивает глаза.
– Я не умоляла.
– Или, лучше сказать, воздействовали?
– Ты неблагодарная, дрянная девчонка! Где бы ты оказалась, если б не жила со мной последние три года?
Я лишь качаю головой, не торопясь отвечать. Именно мачеха заставила меня остаться, потащила к посреднику и убедила заключить принудительную сделку. В противном случае я жила бы именно там, где хотела, – подальше от Коулманов, предоставленная самой себе. Вероятно, гастролировала бы с труппой музыкантов. Впрочем, этим я и займусь, когда все закончится.
Но в то время я была слепа и слишком уязвима, а слова миссис Коулман казались искренними. И мне хватило глупости им поверить.
«Я обещала твоему отцу, что позабочусь о тебе. Но смогу сдержать слово лишь при одном условии – если ты заключишь сделку остаться со мной. Подари мне душевное спокойствие, чтобы выполнить обещание. Ты виновата, что он умер, Эмбер. Ты столько всего натворила и так много отняла у нас. Так что это меньшее, что ты можешь для нас сделать. Ты плохая девочка, опасная. Да ты и сама знаешь. Рядом с тобой должен быть тот, кто будет тебя направлять. И сможет подчинить».
Отчасти мачеха говорила правду. Я плохая, опасная и виновна в смерти отца, вот только об истинных своих мотивах она даже не заикнулась. Однако я прислушалась к ее словам и едва ли хоть на миг задумалась об этом прежде, чем нашу сделку скрепили официально.
«Пока тебе не исполнится девятнадцать, ты будешь жить под моей крышей и находиться на моем попечении. И станешь подчиняться мне. Ты согласна?»
«Да».
Мачеха подходит на шаг ближе, растянув губы в усмешке, больше похожей на оскал.
– Я три года содержала тебя, проявляла заботу. Давала крышу над головой, позволяла играть отвратительную музыку. И как ты платишь…
С губ срывается мрачный смешок.
– Думаете, я не знаю?
– Чего именно? – фыркает она.
– Вы обманом вынудили меня заключить сделку. И вовсе не для того, чтобы обо мне заботиться. Все дело в деньгах. И в завещании отца. Думали, я никогда не узнаю? – По венам струится гнев, и меня начинает трясти. Я стискиваю кулаки и прижимаю их к бокам, чтобы не дрожали.
Миссис Коулман складывает руки на талии, на губах ее возникает надменная улыбка.
– Не понимаю, о чем ты.
– О вашем содержании. Каждый месяц вам платят за меня две тысячи лунных камушков, – поясняю я.
Согласно завещанию отца,
Мачеха даже не выглядит пристыженной. Похоже, скорее удивлена.
– Как ты узнала?
– Порой весьма полезно быть незаметной, – поясняю я. – Я случайно услышала, как вы изливали свои горести Имоджен.
У миссис Коулман вспыхивают щеки. Она резко отворачивается и подходит к прикроватному столику, где лежит серебряная маска. Взяв вещицу в руки, она произносит:
– Мне пришлось пойти на это ради девочек.
– Можно было просто меня попросить! – Голос дрожит от сдерживаемой ярости; мне хочется лишь кричать. – Попросить остаться, чтобы не лишать вас средств к существованию. И обращаться со мной, как с членом семьи.
Она вновь переводит взгляд на меня и резко делает шаг вперед, в ее движениях сквозит угроза.
– Ты не член семьи! И не смей говорить, что я не просила.
– Просили? Да вы просто-напросто повлияли на меня, чтобы заставить заключить сделку!
– Повлияла, как же! – Она медленно приближается ко мне, одаривая высокомерным взглядом. – Полагаешь, тебе тяжело? Но ты ничего не знаешь о боли. И не познала трудностей.
Я бы поспорила, учитывая, сколько вытерпела за последние годы от мачехи и сестер. Но в ответ лишь поджимаю губы. Не стоит даже и пытаться. Она ни за что не признает собственную низость. А я в ее глазах всегда буду злодейкой, которая заслуживает ненависти. И дело не в убийстве мужа. После его смерти мачеха даже не скрывала, что скорбит не по нему, а по его деньгам.
Несколько мгновений она прожигает меня хмурым взглядом, а потом протягивает маску. Я пытаюсь ее взять, но мачеха не выпускает подарок Джеммы из рук. Я тяну за край маски, но миссис Коулман лишь подходит еще ближе.
– Когда ты получишь наследство отца, то не дашь нам ни лунного камешка, верно?
Я могла бы солгать. Или сказать, что подумаю. Возможно, сделать попытку повлиять на нее так же, как она на меня в свое время. Но нет, не сейчас. Я слишком устала, а желанная свобода уже маячит на горизонте.
Выдержав пристальный взгляд мачехи, я говорю правду:
– Нет. Пока я жива, вы больше не увидите ни крупицы состояния отца.
– Я могу тебя заставить. Хоть в этот самый миг приказать тебе отдать все деньги.
– Это бессмысленно. – Я пожимаю плечами. – Я не смогу ни исполнить приказ, ни ослушаться, ведь у меня нет прав на эти деньги. А когда получу наследство, наше соглашение уже потеряет силу и вы не сможете мной управлять.
Мачеха мрачнеет.
– Отцу не помешало бы научить тебя доброте, – едко бросает она.