Сердце разбитой кометы
Шрифт:
– Я готов умереть! – высокопарно заявил Никита.
– Чего так? Не рановато?
– Так пожили уже, причем на полную катушку. Органы, вон, внутренние поизносились…
– Может, лучше органы подлечить и пожить еще? – уточнил Трофим.
– А смысл? Лучшие картины я уже написал, я в этом уверен. Погуляли мы с тобой вдоволь, из красивых женщин, которых любили, можно батальон собрать. Потомство оставили, я в законном браке, ты так… Денег заработали, мир посмотрели. Что еще? А ограничивать себя во всем – это не жизнь. Скучно, – пояснил Никита.
– Я
– Тебя послушаешь, и плакать хочется. Цифры, цифры… Господи, Трофим! Как так можно? Цифры! Это же неинтересно. Это скучно, это ужасно! – нервно взмахнул бутылкой пьяный Никита. – Я бы так точно не смог…
– То ли дело творчество? – хитро посмотрел на него Трофим.
– Да! – воскликнул Никита. – Это же вдохновение, поэзия, мечта! Радость жизни!
– А давай сегодня напьемся? Расслабимся! – предложил Трофим.
– Давай! – И Никита плеснул другу текилы в широкий стакан из толстого стекла.
Трофим выпил и посмотрел на Никиту с тоской:
– Только вся твоя радость жизни может навернуться в тартарары без моих цифр. Все может полететь к чертям, понимаешь? Это я так бодрюсь, а сам боюсь возложенной на меня ответственности. Это бывает порой невыносимо.
– Неужели так всё серьезно? – вопросительно поднял брови Никита, прикладываясь к бутылке и вытирая подбородок тыльной стороной ладони.
– Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что все может закончиться гибелью нашей цивилизации.
Никита прикурил две сигареты, первую отдал другу, вторую оставил себе.
– Может, мне с тебя пылинки сдувать? Чтобы получилось еще пожить. Моя больная печенка говорит, что она еще лет пять протянет. Ты меня убедил, пусть она умрет своей смертью, а не с помощью какого-то небесного тела.
– Надеюсь, ты понимаешь, что на меня не надо давить и видеть во мне спасителя, меня это сбивает с мысли. Я от этого и сбежал. Я все понимаю и все сделаю, чтобы решить эту глобальную проблему. Все, что смогу! По максимуму! Только не давите и не мешайте мне! – сказал Трофим, опуская голову.
– Друг, о чем ты? Да я лучше помру вместе с тобой и со всем миром, чем буду на тебя давить. Пусть этот шарик катится ко всем чертям, ты же меня знаешь! Выпьем! Чин-чин! Мы же с тобой столько лет знакомы, дружок ты мой золотой, – пьяно навалился на Трофима Никита, хватая его за руки.
Дружили они действительно очень давно, еще студентами познакомились на одной из вечеринок и вот уже почти двадцать лет не расставались.
– Тебя что-то не устраивает? – после непродолжительной паузы спросил Никита. – Я имею в виду твою работу?
– Я должен создать мощнейший лазер. Мощнейший, понимаешь? Который разрушит этот гигантский метеорит. Но это только полдела. Нужно еще сделать так, чтобы его осколки не попали на Землю, а, поменяв
– Это какой же мощности должен быть взрыв, чтобы такую дуру пустить по другой орбите и чтобы нас, бедных и грешных, не накрыло? – задумался Никита.
– Рассчитать это сложно. Ведь если взрыв будет не той мощности и не той направленности, то метеорит может разнести всю Землю в клочья. Поэтому давить на меня не надо, – повторил Трофим. – Я должен собраться с мыслями и рассчитать все правильно, я не имею права на ошибку.
– Получается хоть? – Никита сунул в рот ломтик лимона.
– Процентов на восемьдесят, – серьезно ответил Трофим.
– Это много. Я тебя уважаю…
– Для такого дела должно быть сто из ста, и ни процентом меньше.
– И когда эти оставшиеся двадцать сложатся у тебя в голове?
– Да не складываются у меня пока эти двадцать процентов! – взорвался Трофим. – Совсем не складываются, но я стараюсь, работаю, я все сделаю. Нужен какой-то толчок, пока вот не могу никак нащупать. Но я надеюсь, что прозрение придет, – Трофим поставил свой стакан на низкий столик. – Время еще есть, но не так много.
– Или на тебя спустится прозрение, или все человечество накроет мрак, – прокомментировал Никита. – Ты наш супергерой!
– Я, если честно, с ума готов сойти от безумной ответственности, что на меня свалилась, – грустно усмехнулся Трофим. – Это так давит!
– Я представляю, – согласился Никита. – И ты меня, наверное, возненавидишь… – посмотрел он на друга.
– За что? – удивился Трофим.
– За то, что я присоединяюсь ко всему человечеству и тоже прошу меня спасти. Трофим, спаси моих детей, им бы еще жить и жить, наплодил я их по всему белому свету, – закатил он глаза.
– Давай лучше расслабимся, зря я, что ли, от них сбежал? – сказал Трофим, вновь наполняя свой стакан.
И друзья ушли в отрыв.
Утром Трофим никак не мог вспомнить, кто он и где находится. С трудом встав с дивана, он мутным взглядом окинул мастерскую и заметил Никиту, пьяно храпящего в кресле. Память резкими толчками возвращалась к нему, принося пульсирующую боль в голове. Во рту было сухо, как в пустыне Гоби. Шатаясь, Трофим потряс друга за плечо. Попытка разбудить Никиту удалась только с четвертого раза. Никита открыл красные и бессмысленные от возлияний глаза и промычал:
– Ч-чего надо? Пошел к черту!
– Вставай, чертяка! – тряс Трофим его за плечо.
– Ты кто? Трофим? Что-то мне… это… не очень хорошо… Сколько времени? – простонал Никита.
– Одиннадцать утра. Бужу тебя, бужу. Сейчас кофе сварю, – бодро ответил Трофим.
– О, кофе… Но боже ж ты мой, Трофимчик, я же никогда так рано не встаю! Ты же знаешь! Чего ты меня толкаешь? Во мне еще алкоголь не до конца улегся, плещется где-то в желудке.
– В мозгах он у тебя плещется. В проспиртованных. Вставай, говорю! Дело есть! – не сдавался Трофим.