Сердце самой темной чащи

Заугольная Оксана

Василиса покорно кивнула. Ей и впрямь еще года два-три – и к самой женихи на двор приедут, а батюшка, что же, один останется?

Только вышло вон как. Власта и Белолика сами заневестились, но со двора не ушли, потому как характер у обеих был совсем не сладким. Власта еще бегала со двора помиловаться с соседскими парнями, что нрава ее еще не знали, а Белолика и вовсе носа за порог не совала. Ни за водой сходить, ни в поле.

Она и лицом, и волосом в мать пошла. Высокая, черноглазая, светлокожая, Белолика рядом с Василисой выглядела дурнушкой и всего в ней хорошего, что нетронутая

кожа без поцелуев солнечных. Да только у русоволосой и зеленоглазой Василисы даже веснушки смотрелись так, что парни шеи сворачивали и все как один обещали сватов заслать.

Так было той зимой и по весне, а летом как отсохли все, или мачеха отсушила. Уж она точно могла: глаз ее черный был, дурной.

Василиса больше не роптала и свои догадки вслух не высказывала. Вот уйдут со двора мачехины дочери, чай, и для Василисы смелый жених найдется.

Наверное, и мачеха это понимала, раз совсем извести решила. Дождалась, когда батюшка надолго уедет, да и повод нашла.

Едва Василиса дверь подперла и в матушкин платок завернулась, чтобы в избе не замерзнуть, когда ветер ее выстудит, мачеха снова голос подала:

– Василиса, доченька, – ласково так, словно с батюшкой разговаривает. Василиса сразу поняла, что не к добру это, но послушно откликнулась:

– Да, ма… матушка.

Язык едва ворочался такое говорить, но что поделаешь? Мачеха требовала звать ее именно так и улыбаться, когда батюшка дома, а Власту и Белолику сестрицами величать. А что сестрицы и еды толком не оставят, пока Василиса в поле или за коровой убирает, так это и вовсе упоминать не велено.

И давно уже Василиса должна была с лица спасть, подурнеть и похудеть, а волос в косе стать от постоянных дерганий тусклым и тонким, да только ничего такого не случалось. Самый старенький сарафан на ней ладно смотрелся, щеки румянцем алели от работы на воздухе да от недолгого сна дальше всех от печи, в самой зябкой части избы. И как бы мало ни ела, а все одно: хоть ложку каши, но перед куколкой ставила и просыпалась совсем сытой, будто куколка возвращала ей сторицей.

И сколько раз Василиса раздумывала, попросить ли ей совета у куколки, может, узнать хоть, как ей удается от жадных Власты и Белолики скрываться, раз они до сих пор такую диковинку к рукам не прибрали, но все не решалась. Только перед сном шепотом на судьбу свою жаловалась, тихо-тихо, чтобы мачеха и сестры не прослышали. Куколка поблескивала своими стеклянными глазками и молчала, но словно слушала, и Василисе на душе становилось легче.

Снова рассмеялись Белолика и Власта, когда Василиса назвала их мать матушкой, словно знали что-то. А может, и знали. Василисе то неведомо.

– Непогода разыгралась, Василисушка, – мягко продолжила мачеха. – Без огня вымерзнем. Надо принести огня, да хорошего, чтобы до зимы грел. Такой только у Кощея имеется. Навьим огнем зовется.

Уж на что Василиса кроткой была и послушной, а не удержалась – ахнула.

– За что ты так со мной, матушка? – чуть не плача спросила она. – Разве не лучше до кузнеца сбегать? У него завсегда огонь есть, в любую непогоду не тухнет!

– Чтоб потом кузнец сватов на наш двор заслал? – взвизгнула Власта. – Не слушай ее, матушка! Василисе

лишь бы со двора сбечь да парню какому голову вскружить!

Онемела Василиса от такого обвинения. Так и не нашлась, что ответить. Только куколку свою нащупала, пока сестрицы снова дверь отворяли. Ох и до того споро они это сделали, что Василиса снова заподозрила сговор.

– Огонь хороший только у Кощея взять можно, – напутствовала мачеха. – Такой, чтобы дом не пожег, зимой не затух, летом не дымил. У вас тут обычный был, вот легкий ветерок и выдул его сразу из печи, ни лучинки не осталось с искрой. Ты радоваться должна, что я эту тайну тебе открываю. Будет свой двор, и на него огня от Кощеева получишь.

Засмеялась Белолика, будто что-то смешное мачеха сказала, а Власта добавила ехидно:

– Радоваться должна, что не зима сейчас, а то до первого сугроба бы Кощеев огонь искала.

Хотела рассмеяться, да только ветер завыл в трубе до того жутко, что подавилась Власта смешком и отпрянула от открытой двери.

На мгновение двор озарило молнией, и снова стало темно. Василиса едва успела увидеть рвущиеся за ветром ветви деревьев, словно худые костлявые руки, да борющихся с непогодой воронов, которые ломали крылья, но пытались взлететь в серое вечернее небо.

– Ночь же на дворе, матушка! – взмолилась она. Но Белолика толкнула ее в грудь, отчего Василиса пусть и устояла на ногах, но оказалась прямо под ненастным плачущим небом и пронизывающим ветром.

– Без Кощеева огня не возвращайся! – крикнула мачеха, а Белолика добавила свое:

– Куколку оставь, а то с ней сгинешь!

Только не послушала ее Василиса, крепче прижала куколку к груди и побрела прочь со двора отцовского.

За воротами огляделась. Может, к тетке пойти и там ночь переждать, а с утра принести огня? Неужто отличит мачеха, что огонь не Кощеев, а из соседской печи?

Перед глазами встал батюшка, покачал головой недовольно. Разве не обещала Василиса во всем слушаться мачеху в его отсутствие, не обещала быть хорошей сестрой Власте и Белолике? А Марфа, что же, разве не расскажет мачехе, что заходила племянница и огня попросила? Холодна была Марфа, словно Василиса не брата родного дочь, а нищенка какая бродячая. Да и не поверит ей мачеха, что она до Кощея дошла. Начнет расспрашивать, каков его дом, потчевали ли ее чем-то как гостью или собаки злые со двора погнали.

Поежилась Василиса то ли от холода, то ли от мыслей о том, каков дом Кощея и кто его охраняет. Небось волки голодные с зубами острыми заместо собак, рыси и росомахи заместо котов. И ее как гостью если сразу не убьют, то человечиной попотчуют!

Да только проситься на ночлег к соседям тоже нельзя было. Черным глазом дурным вычислит мачеха добряка, сгорит у коровы его молоко, приболеют дети.

Снова вздрогнула Василиса, но в руке тепло шевельнулась куколка, и решилась девушка идти в лес. Коли не найдет Кощея, так тому и быть. Поплутает и выберется к родной деревне, а там и батюшка с товарами вернется. Сам достанет огня у кузнеца. А повезет Василисе, так дожди зарядят, отец до первого снега никуда не поедет, а уж на Покров она со двора уйдет, хоть за хромого Ждана, хоть за кривого Некраса.