Сердце Сэмми
Шрифт:
— Когда… когда ты получил свою записку?
Теперь вздохнул Ник.
— Несколько дней назад.
— И что в ней было?
Ник хотел солгать, но не смог.
— Мне написали, что надо избавиться от тебя, потому что я становлюсь похож на идиота.
Сэмми нахмурилась.
— Ты вполне заслужил это.
— Да, конечно, еще как заслужил. Не легко специально изображать из себя идиота!
— На днях постараюсь найти время, чтобы подумать и понять, зачем ты это делал.
— На днях я объясню тебе это сам. Но сначала
— Я помню, что я сказала!
— Кто-нибудь что-нибудь говорил тебе об этом… о нас?
— Всего-навсего половина завода.
Ник закрыл глаза.
— Прости меня.
— Ты перестанешь наконец это повторять?
— Хорошо, уже перестал, — ответил Ник. — Итак, какая же именно половина завода? Кто конкретно?
Сэмми снова вздохнула.
— Позавчера Мэри и Дарла обсуждали это в уборной. А в тот день, когда с утра был дождь и ты… нес меня на руках, Гас…
— Что Гас?
— Гас видел это и был очень недоволен. Но в последнее время он часто бывает мною недоволен.
Ник задумался.
— Нет, — сказала Сэмми. — Гас не мог этого сделать. Может, он и злится на меня иногда, но Гас мой друг. Он не стал бы писать такого.
В это время на столе Ника зазвонил телефон. Мэри сообщила, что пришел Генри и хочет видеть Ника.
— Пусть зайдет, — сказал Ник.
Секунду спустя дверь кабинета со щелчком захлопнулась за Генри. Прежде чем Ник успел открыть рот, отец посмотрел на Сэмми, затем на него и требовательно спросил:
— Что здесь происходит?
Ник заметил про себя, что вновь обрести отца гораздо менее хлопотно, чем взрослого сына. Мысль эта позабавила его.
— О чем именно ты говоришь? — поинтересовался он у отца.
— О телефонном звонке ко мне домой вчера вечером. Кто-то, изменив голос, как посредственный актер в третьесортном спектакле, предупредил, что я должен заставить Ника избавиться от Сэмми, пока она не погубила компанию.
Ник почувствовал, как волосы у него на голове встают дыбом.
— Так объясни же наконец, что, черт возьми, происходит? — снова потребовал Генри.
Сэмми сидела молча и казалась совершенно спокойной, хотя внутри нее все кипело. Она слушала, как Ник и Генри обсуждают ситуацию так, словно ее нет в комнате.
— Надо посмотреть личную карточку Сэмми. Там указаны все ее проекты и люди, с которыми она работала. Может, мы найдем что-нибудь там?
— Пустая трата времени, — возразил Ник. — Я могу наизусть пересказать тебе личное дело Сэмми. Два листочка бумаги — на одном ее имя, адрес, номер страхового свидетельства, а на другом — дата приема на работу и даты повышений по службе.
— Два листочка? Не смеши меня, Ник. В последний раз, когда я видел личное дело Сэмми, это была папка толщиной дюйма в полтора, — сказал Генри.
— Говорю же тебе, я запросил папку с ее личным делом, как только пришел сюда, по твоему совету,
— Что ж, — сказала Сэмми. — Значит, ты можешь наконец перестать обвинять во всем себя, Ник.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если кто-то позаботился о том, чтобы очистить папку с моим делом еще до твоего прихода сюда, значит, кампания по выживанию меня с фирмы началась не вчера и не случайно. Кто-то планировал ее долгое время. Этим можно объяснить и то, что я не всегда получала уведомления о совещаниях, и то, что иногда пропадали мои папки.
— Какие папки? — встрепенулся Ник. — Ты никогда не говорила об этом.
Вздохнув, Сэмми рассказала о записках в мусорной корзине, о последнем уведомлении, которое дошло до нее, но с неверно указанным временем начала совещания, о папках, которые исчезали на несколько дней, а потом сами собой снова появлялись на столе.
— Почему ты не рассказала об этом мне?
— Чтобы ты сделал вывод, что я не способна выполнять свою работу? Ведь в первый же день, появившись здесь, ты заявил, что ни моя работа, ни я никому здесь не нужны.
— Черт возьми, Сэмми…
— Да прекратите вы! — перебил их Генри. — Ответ на все вопросы очевиден: поскольку избавиться пытаются от Сэмми, это может означать только одно: у тебя, Ник, есть тайная воздыхательница, которая сгорает от ревности по поводу твоих отношений с Сэмми.
— Не будь смешным, пап.
Папа? Сэмми никогда не слышала, чтобы Ник называл Генри папой даже за глаза. И вообще, Сэмми заметила, что они явно ладят друг с другом гораздо лучше, чем раньше.
— Я обращаюсь со всеми женщинами на заводе вежливо и дружелюбно, — сказал Ник.
— Может, слишком дружелюбно? — предположил Генри.
Ник поймал взгляд Сэмми. В глазах его пылала такая страсть, что Сэмми тут же почувствовала слабость.
— Только с Сэмми, — тихо ответил он на вопрос Генри.
— И все же, отвергнутая любовь и все такое… — не унимался Генри.
Ник покачал головой.
— Теоретически возможно, но я в это не верю. Ведь ни в одной из записок нам с Сэмми не советовали держаться друг от друга подальше. В обеих говорилось о том, что Сэмми должна уйти с завода. И еще вся эта история с ее личным делом. Все это говорит о том, что кто-то завидует успехам Сэмми в работе, ее роли в деятельности фирмы, а не тому, что происходит между нами.
Сэмми провела в кабинете Ника около часа. Он подробно расспрашивал, с кем она сталкивалась по работе в разных подразделениях завода, в которых работала с того дня, когда пришла сюда впервые. Кто мог позавидовать ее быстрому восхождению по служебной лестнице? Всякий раз, слыша имя Гаса, а Сэмми упоминала его довольно часто, Ник и Генри переглядывались.
— Перестаньте, — урезонивала их Сэмми. — Гас не мог написать эти записки. Мы с ним дружим со дня моего прихода на завод.