Сердце статуи
Шрифт:
— Честно говоря, не интересны.
— Но вас пытались убить!
— Так ведь выжил.
— Макс, вы необыкновенно изменились.
— Постарел?
— Нет, не то… вы погасли.
— А что я, как вулкан, горел?
— Да.
— Странно пахнет.
— Вы любили зажигать ароматические свечи, когда работали.
— Однако я был эстет. Это я в вулканическом порыве тут все разнес?
— Ну что вы! Вы жили своим творчеством, ничего
— Забыл, как это делается. Не смогу вылепить даже детскую игрушку.
— Вы вспомните, рано или поздно.
— Мне все равно.
— А кому-то — нет. Вы же знаете, кто убийца.
— Знаю?
— Он не будет дожидаться, пока вы его вспомните.
Я тупо размышлял: «Так вот откуда страх? Меня необходимо добить…»
— Но за что? — спросил вслух.
— Не представляю, Макс! Вы должны стать прежним.
— То есть полюбить вас? — пошутил я.
Смуглое лицо вспыхнуло, она ушла. Я догнал ее в холле, усадил в кресло, сел напротив, включил розовый светильник на круглом столике.
— Прости меня, я совершенно не в себе.
— Что у тебя с ногами?
— Из больницы шел босиком.
Я рассматривал ее — молоденькая девушка, робкая и сильная одновременно — и на себя дивился: ну никаких эмоций! С другой стороны: стал бы я последнюю неделю ради чужого человека надрываться?
— У нас в хозяйстве есть кувалда, примерно такая же, — заговорила Надежда, глядя в сторону. — Я могу ее поднять и взмахнуть два-три раза. Но разнести все в прах даже мне не под силу.
— Даже тебе?
— Я учусь на физкультурном, занимаюсь легкой атлетикой и теннисом.
— Девочка, я и без доказательств верю, что не ты на меня покушалась.
— Не шути. В ту ночь у тебя была женщина.
Я почувствовал, словно светильник медленно гаснет, мрак надвигается, и взмолился:
— Не все сразу, не могу все вместить в мой больной мозг. Не могу думать про гроб.
От испуга алые губы побелели.
— Какой гроб?
— В сарае.
Девушка метнулась на выход, я зажмурился и забормотал: «Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила…» Нет, не помогает Пушкин, от страха мозг разрывается. Пойду-ка я в родную палату… поздно, и ноги сбил. Тут и она вернулась.
— Его раньше там не было! Пойдем ко мне?
— За что такая милость?
— Макс, не смейся! Его убийца прислал.
— Убийцу я не боюсь.
— А кого? Кого ты боишься? — она присела передо мной на ковер и выговорила: — Мертвую?
Не знаю, смогу ли
— Надя, — спросил я с бесконечной тоской, — о чем ты говоришь?
— Я теперь боюсь ночью в сад выходить, потому что ее видела.
— В гробу?
— Да нет же! Только не смейся и поверь.
Я-то всему поверю. И что они на меня свои кошмары вешают, как будто мне собственных не хватает!
— Надя, извини, я болен.
— Вот именно! — подхватила она пылко. — Когда мы во всем разберемся, ты вспомнишь и выздоровеешь.
Нет, от этой не отвяжешься. Я покорился.
— В пятницу вечером мы установили «Надежду» в саду, — начала она таинственно. — Помнишь?
— Ничего не помню.
— В одиннадцатом часу я пришла к тебе.
— Мы условились?
— Как обычно. Но у тебя кто-то был.
Своим взглядом и тоном она меня завораживала, увлекая в тайну — я чувствовал подсознательно, — чреватую потусторонним исступленьем. Изо всех своих немалых сил я цеплялся за реальность.
— Кто у меня был?
— Ах, не знаю. Вы стояли… точнее, ходили — ну, двигались за окнами мастерской.
— Что значит «двигались» — боролись?
— Ну, я уловила какое-то движение. Два силуэта.
— А голоса?
— Окна были закрыты. Да если б и открыты… у тебя на полную мощь Вагнер гремел.
Вот она — Брунгильда! Такие совпадения не к добру.
— Ты любил, когда работаешь или размышляешь…
— Вагнер, свечи… вот пижон!
— В общем, я ушла. И пришла позже.
Я обратил внимание на телефон на столике.
— А почему не позвонила, например?
Надя ответила, помедлив:
— Боялась разбудить брата.
— Боялась? Значит, наша любовь была тайной?
— Тайной. Он приехал неожиданно — только в субботу собирался — я увидела из сада, как в его комнате зажегся и погас свет.
— Он в Москве живет?
— Да, работает.
— Сколько ему лет?
— Андрею? Тридцать два.
— А тебе?
— Девятнадцать… Господи, неужели ты правда ничего не помнишь?
— Правда.
— Да ведь сегодня пятница! Он вот-вот приедет, — она встала. — Мне пора.
— Почему ты его боишься?
— Он меня воспитал и очень любит… 10 июня Андрей видел ту женщину, она шла по саду к тебе.
— Какую женщину?
— Маленькую, светловолосую, в белом.
— Да в чем трагедия? — закричал я. — Что с ней?